— Я не собираюсь принимать вызов Рейли, — упрямо сказал Букхалтер.
— Ты должен.
— Послушай, Док, может быть…
— Что?
— Ничего. Забудь об этом. Я думаю, что у меня есть нужный ответ. И все равно выход только один: я не могу допустить дуэли. Это все.
— Ты не трус.
— Есть одно, чего боятся Болди, — сказал Букхалтер. — Это — общественное мнение. Случилось так, что я узнал, что я убью Рейли. Вот почему я ни за что на свете не соглашусь на дуэль.
Мун отпил кофе.
— Как знаешь…
— У меня другая печаль. Я размышляю над тем, не следует ли мне перевести Эла в специальную школу.
— А что с парнишкой?
— Он превращается в потенциального правонарушителя. Его учитель вызывал меня сегодня утром. Было что послушать. Эл странно себя ведет. Он позволяет себе мерзкие выходки по отношению к друзьям, если только они у него еще остались…
— Все дети жестоки.
— Дети не знают, что называется жестокостью, вот почему они жестоки. Им неведомо проникновение. Но Эл становится…
Букхалтер безнадежно махнул рукой.
— Он превращается в юного тирана. Он, похоже, ни с кем не считается, включая и учителя.
— И все же это еще нельзя считать ненормальным.
— Я не сказал тебе самого худшего. Он становится слишком эгоистичным. Я не хочу, чтобы из него получился один из Болди, не носящих париков, о которых ты только что упоминал.
Букхалтер не сказал о другой возможности — паранойе, психическом расстройстве.
— Должно быть, он набрался этих вещей где-то еще, Эд. Дома? Едва ли. Где он бывает?
— Как обычно. У него нормальное окружение.
— Я думаю, — проговорил Мун, — что у Болди больше возможностей в деле обучения молодежи. Мысленные отчеты… а?
— Да. Но… Не знаю. Беда в том, — едва слышно продолжал Букхалтер, — что я не хотел бы отличаться от других. Мы не просили, чтобы нас превращали в телепатов, может быть, все это кажется удивительным, но я личность, и у меня свой собственный микрокосмос. Люди, имеющие дело с социологией, склонны забывать об этом. Они умеют отвечать на общие вопросы, но ведь дело каждого конкретного человека — или Болди — вести свою собственную, личную битву, пока он живет. Это самое худшее: необходимость наблюдать за собой каждую секунду, приспосабливать себя к миру, который тебя не приемлет. Мун явно чувствовал себя не слишком удобно.
— Тебе немного жаль себя, Эд? Букхалтер покачал головой.
— Да, Док, но я с этим справлюсь.
— Мы справимся вместе, — сказал Мун.
Но Букхалтер не ожидал от него особой помощи. Мун с радостью оказал бы ее, но он слишком отличался от обычного человека, чтобы понять, что Болди тоже отличаются от людей. Ведь именно разницу искали люди — и находили ее.
Так или иначе, ему следовало найти решение проблемы раньше, чем он увидится с Этель. Он мог легко скрыть то, что знал, но Этель обнаружит барьер и насторожится. Их брак был почти совершенным из-за добавочного понимания, и именно оно компенсировало неизбежное, полуощутимое отчуждение от остального мира.
— Хорошо. Как насчет "Психоистории"? — спросил Мун, немного погодя.
— Лучше, чем я ожидал. Я нашел к Кейли новый подход. Когда я говорю ему о себе, то он как будто чувствует себя лучше. У него появляется больше доверия. И это позволяет ему открывать передо мной свой разум. Несмотря ни на что, мы можем подготовить для Олфилда первые главы.
— Хорошо. Все равно подгонять нас он не может. Если нас вынудят так быстро выпускать книги, то мы вполне можем вернуться к семантической неразберихе, чего мы вовсе не желаем.
— Ну ладно, — сказал Букхалтер и встал. — Я пошел. Увидимся.
— Насчет Рейли.
— Оставь это, — попросил Букхалтер.
Он отправился по адресу, указанному на визоре. Он тронул висевший на поясе кинжал. Дуэль не для Болди, но…
Мысль-приветствие возникла у него в мозгу, и он остановился перед аркой, ведущей на школьный двор, и улыбнулся Сэму Шейни, Болди из Нью-Орлеана, носившему ярко-огненный парик. Им не пришло в голову заговорить.
"Личный вопрос, касающийся психической, моральной и физической приспособленности к окружающим", — прочел Эд.
"Дело не слишком срочное. А у тебя, Букхалтер?"
На мгновение перед Букхалтером полувозник символ определения для Шейни: "Тень беды".
"Теплое дружеское желание помочь". "Связь между Болди". Букхалтер подумал: "Но куда бы я ни пошел, везде будут возникать те же подозрения. Мы — уроды".
"Больше, чем где-либо еще, — подумал Шейни. — В Моддок Тауне нас много. Люди становятся гораздо более подозрительными, когда ежедневно встречаются с нами".
"Мальчик…"
"У меня тоже неприятности, — подумал Шейни. — Это беспокоит меня. Две мои девочки…" "Нарушают правила?" "Да".
"Обычное неподчинение?"
"Не знаю. Многие из нас имеют осложнения такого рода со своими детьми".
"Вторичная характеристика мутации? Нужды второго поколения?"
"Сомнительно", — подумал Шейни.
Он мысленно нахмурился, затеняя свою концепцию неопределенным вопросом.
"Обдумаем все позже. Сейчас нужно идти".
Букхалтер вздохнул и пошел своей дорогой. Дома сосредотачивались вокруг центральных предприятий Моддока, и он пошел через парк, чтобы сократить путь.
Рейли не было дома, поэтому Букхалтер оставил это дело на потом и, бросив взгляд на часы, направился к школе. Как он и ожидал, было время перемены, и он увидел Эла, лежавшего под деревом, в то время как его товарищи играли в игру под названием "Взрыв".
Букхалтер послал свои мысли вперед.
"Зеленый Человек почти достиг вершины горы. Волосатые гномы продолжали мешать ему, но Зеленый Человек избегал всех их ловушек. Скалы были наклонены…"
— Эл!
"… Вперед. Гномы готовились…"
— Эл!
Букхалтер послал мысль вместе со словом. К такому методу прибегали очень редко, потому что ребенок практически беззащитен перед такими вторжениями.
— Хэлло, папа! — сказал Эл. Он был ничуть не обеспокоен.
— В чем дело?
— Сообщение от твоего учителя.
— Я ничего не сделал.
— Он мне все объяснил. Послушай, мальчуган, не забивай себе голову всяческими нелепостями.
— Я не забиваю.
— Ты считаешь, Болди лучше или хуже, чем не-Болди? Эл тревожно шевельнулся, но не ответил.
— Что ж, — сказал Букхалтер, — ответ двоякий: и да, и нет. И вот почему. Болди могут общаться мысленно, и они живут в мире, обитатели которого не могут этого делать.
— Они дураки, — заметил Эл.
— Не такие уж дураки, если сумели приспособиться к своему миру лучше, чем это сделал ты. Ты с таким же успехом мог сказать, что лягушки лучше рыбы, потому что они амфибии.