Вождь был богат и знатен, поэтому всё походное имущество русы собрали и поделили на три части, одну треть — для семьи, вторую треть на то, чтобы скроить посмертные одежды. Остальное продали и купили брагу и медовуху, которую пили днём и ночью, так что некоторые умирали, держа в руке кубок.
Когда же наступил день, когда сожгли покойного с его девушкой, я прибыл к реке, где находился корабль конунга. Он был вытащен на берег, вокруг него поставили помосты.
В середине корабля поставили шалаш из дерева и покрыли его кумачом. Потом соратники принесли к шалашу скамью, покрыли ее стегаными матрацами и византийской парчой, и подушками из той же византийской парчи. Пришла старуха, которую называют ангелом смерти. И я увидел, что она богатырка, здоровая, мрачная.
Когда все прибыли к могиле, то удалили землю с настила, извлекли конунга в покрывале, в котором он лежал. И я увидел, что вождь уже почернел от холода. Еще прежде они поместили с ним в могилу спиртное, какой-то плод и лютню. Теперь они всё это вынули. Конунг не завонял, и в нём ничего не изменилось, кроме цвета. Тогда они надели на него шаровары, гетры, сапоги, куртку, парчовый кафтан с пуговицами из золота, шапку из парчи с соболями, понесли в находящийся на корабле шалаш. Там соратники посадили покойного на стеганый матрац, подперли его подушками и принесли вино, фрукты, цветы и ароматические растения, положили перед ним. Принесли также хлеб, мясо и лук, а так же всё его оружие и разложили рядом. Затем взяли двух лошадей и гоняли их до тех пор, пока они не вспотели. Рассекли их мечами и бросили мясо на корабль. Привели так же двух коров, рассекли их и бросили туда же. Потом достали петуха и курицу, убили их и оставили у себя.
Собралось много мужчин с женщинами, играли на инструментах, каждый из родственников поставил свой шалаш поодаль, — купец посмотрел на Коттина, дескать, не соизволит ли боярин отослать юного родственника. Коттин подозвал Арианта, что-то шепнул — мальчик побежал с кувшином к реке, журчащей внизу.
— А девушка, которая должна быть убитой, разукрасившись, отправилась к шалашам родственников умершего, вошла в каждый, и там с ней сочетался хозяин шалаша и говорил громким голосом: «Скажи своему господину: „Право же, я совершил это из любви и дружбы к тебе“». И таким образом, к она прошла все шалаши, все с ней сочетались.
Когда же они с этим делом покончили, то, разрубив пополам собаку, бросили её внутрь корабля, также, отрезав голову петуху, бросили тушку и его голову справа и слева от корабля.
В пятницу, на закате, девушку привели к воротам. Она поставила ноги на ладони мужей, поднялась над воротами, произнесла какие-то слова на своем языке, после чего её опустили. Потом подняли её во второй раз, и она совершила подобное действие, как и в первый раз, затем в третий. Затем ей подали курицу, она отрезала ей голову и отшвырнула её. Они же взяли эту курицу и бросили её на корабль.
Итак, я спросил достопочтенного Мардуха, — купец кивнул в сторону смуглого спутника, — о её действиях, и он поведал мне: «Она сказала, когда ее подняли в первый раз: „Вот я вижу своего отца и свою мать“», — и сказала во второй раз: «Вот все мои умершие родственники, сидящие», — и сказала в третий раз: «Вот я вижу своего господина, сидящим в саду, а сад красив, зелен, и с ним мужи и отроки, и он зовет меня, так ведите же меня к нему».
Итак, они прошли с ней по направлению к кораблю. Она сняла два браслета, бывшие на ней, и отдала их старухе, называемой ангелом смерти. И ещё она сняла два ножных кольца и дала их двум девушкам, что всё время служили ей.
После этого родственники конунга, что сочетались с ней, сделали свои руки устланной дорогой для неё, чтобы девушка, поставив ноги на ладони их рук, прошла на корабль. Но они ещё не ввели её в шалаш. Пришли мужи, неся с собою щиты и палки, а ей подали кубок вина. Она же запела над ним и выпила его. И сказал мне достопочтенный Мардух, что она тем самым прощается со своими подругами. Потом ей был подан другой кубок, она же взяла его и долго тянула песню, в то время как старуха торопила её выпить его и войти в шалаш, в котором уже находился ее господин.
И я увидел, что она растерялась, захотела войти в шалаш, но всунула голову между ним и бортом корабля. Тогда старуха схватила её и впихнула в шалаш, и вошла вместе с ней, а мужи начали ударять палками по щитам, чтобы не был слышен её крик. Затем вошли в шалаш шесть мужей из числа родственников её господина, и все до одного сочетались с девушкой в присутствии умершего. Затем, как только они покончили с осуществлением своих прав любви, уложили её рядом с её господином. Двое схватили её за ноги, двое за руки, пришла старуха, наложила ей на шею веревку с расходящимися концами и дала её двум мужам, чтобы они тянули, и приступила к делу, имея в руке кинжал с широким лезвием. Итак, она начала втыкать его между её ребрами, в то время как оба мужа душили её веревкой, пока она не умерла.
Потом явился ближайший родственник умершего с факелом. Он пошел, пятясь задом, держа зажженною палку в руке и будучи голым, чтоб зажечь дерево, сложенное под кораблём. И взялся огонь за дрова, потом за корабль, потом за шалаш, и мужа, и девушку, и за всё, что в нём находилось. Подул ветер, большой, ужасающий, и усилилось пламя. Был рядом со мной некий муж из русов. Он сказал: «Право же, вы, арабы, глупы. Вы берете самого любимого вами из людей и самого уважаемого вами и оставляете его в прахе, и едят его насекомые и черви, а мы сжигаем его в мгновение ока, так что он немедленно входит в рай».
Не прошло и часа, как корабль, и дрова, и девушка, и господин превратились в золу, потом в мельчайший пепел.
Потом русы соорудили на месте корабля огромный курган и водрузили в середине его большое бревно, написали на нем имя покойного конунга, также имя царя всех русов, и затем удалились.
Араб закончил свой рассказ, все откинулись на мягкую хвою, разом заговорили.
— Наш народ хоронит покойников в домовинах, а вождям сооружает курганы, — промолвил Коттин.
— И словене привержены этим обычаям, — сказал молчаливый старик с гуслями. — Можете называть меня Бориславом, если это имя чем-то отличается от любого другого.
— Наш народ хоронит мёртвых в могилах, где они ждут трубный глас, после чего восстанут, — подал голос хазарин Мардух.
— Мы умерших хороним в песок пустыни, до захода солнца, как написано в святом Коране.
— Это потому, что из песка не соорудить курган, — язвительно заметил горбоносый представитель конкурирующей религии.
— Фараоны в сердце пустыни строили пирамиды, — заметил с усмешкой араб. — Ах, я и забыл — вы это помните на собственных шкурах.