И только тут до него дошло… Слезы! Он чувствовал – по-настоящему чувствовал! – что слезы стекают с уголков глаз по щекам и шее. Сам он удобно лежал на спине, а пятно света перед ним было… Да, несомненно, теперь он это видел совершенно ясно – это было человеческое лицо!
Некоторое время человек внимательно смотрел на него, лицо его казалось окруженным легкой флюоресцирующей дымкой. Постепенно Кавенант разглядел, что с обеих сторон кровати находились блестящие ограждения. Левая рука была привязана к одному из них, чтобы он не мог случайно выдернуть иголку капельницы из вены. От иглы прозрачная трубка шла к бутылке с жидкостью, висевшей у него над головой. В воздухе слабо пахло лекарствами.
– Никогда бы не поверил, если бы не видел своими глазами, – произнес человек. – Этот чертов мученик собирается жить дальше.
– Поэтому я вас и вызвала, – сказала женщина. – И что нам теперь делать?
– Делать? – резко переспросил доктор.
– Ну, я имею в виду не это… – извиняющимся тоном ответила женщина, показав рукой на приборы и аппаратуру. – Но ведь у него проказа! Все в этом городе его боятся. Никто не знает, что с ним делать. Некоторые медсестры хотят.., хотят, чтобы им дополнительно платили за то, что они ухаживают за ним. Вы только взгляните на него! Он весь какой-то.., запаршивленный. Я просто подумала, что было бы лучше для всех.., если бы он…
– Хватит! – гневно воскликнул доктор. – Сестра, если я услышу от вас еще что-нибудь в этом роде, вам придется искать себе другую работу. Этот человек болен. Если вы не желаете помогать больным людям, вам нужно заниматься другим делом.
– Я не собиралась причинять ему никакого вреда, – обиженно произнесла медсестра и вышла из палаты.
На какое-то время доктор исчез из поля зрения Кавенанта, который воспользовался этим, попытавшись оценить ситуацию. Правое запястье также было привязано, словно его распяли прямо в постели. Все это лишало его возможности двигаться, но не мешало оценить свои ощущения. Ноги по-прежнему были холодны как лед и ничего не чувствовали; состояние рук было точно таким же – окоченевшие, безжизненные пальцы. Лоб болезненно пылал, губы распухли и горели.
Он был согласен с медсестрой – должно быть, он и в самом деле скверно выглядел.
Потом доктор снова оказался рядом. Он был молодой и рассерженный. Внезапно дверь распахнулась и в палату вошел еще один человек. На вид он был старше первого, лицо его было смутно знакомо Кавенанту по предыдущему пребыванию в больнице. В отличие от своего молодого коллеги, облаченного в больничный халат, он был одет в цивильный костюм. Войдя, он сказал:
– Полагаю, у вас были веские причины для того, чтобы вызвать меня. Я обычно не пропускаю церковной службы ни ради кого.., в особенности на Пасху.
– Это больница, – резко ответил молодой врач, – и мы с вами – врачи. Конечно, у меня была серьезная причина.
– Чем вы так взволнованы? Он умер?
– Нет. Как раз наоборот – он намерен выжить. Он находился в аллергическом шоке целую минуту, практически был мертв; он слишком ослаблен, к тому же яд в крови и эта болезнь… Организм не мог справиться еще и с шоком. И вдруг – пульс выровнялся, дыхание стабилизировалось, цвет кожи заметно улучшился. Просто Божественное чудо.
– Давайте-ка посмотрим, – пробормотал пожилой доктор. – В отличие от вас, я не верю в чудеса. – Заглянув в карту, он выслушал дыхание и сердцебиение Кавенанта. – Может быть, он просто такой упрямый… Мистер Кавенант, – произнес он, склонившись над его лицом, – я не знаю, слышите вы меня или нет. Если да, я хотел бы сообщить вам кое-какие новости, которые могут оказаться важны для вас. Вчера я виделся с Меган Роман.., вашим адвокатом. Она сказала, что городской совет решил оставить в покое Небесную Ферму. Вы сумели спасти маленькую девочку… Кое-кому стало стыдно, когда они узнали об этом. Отнять у героя его дом… У них не поднялась рука. Конечно, если уж быть честным до конца, я должен сообщить, что Меган пошла ради вас на маленькую хитрость. Она – очень опытный адвокат, мистер Кавенант. Она сообразила, что городской совет дважды подумает, прежде чем решится выселить вас из дома, если известная национальная газета напечатает историю о том, как один весьма известный писатель спас ребенка, укушенного гремучей змеей. Ни один из наших местных заправил не испытывал желания, чтобы о нем упоминали в статье под заголовком вроде “Город травит своего героя”. Вот почему вопрос о сохранении вами Небесной Фермы больше не стоит.
Пожилой доктор встал и сказал, теперь уже обращаясь к своему молодому коллеге:
– Я так и не понял, чем было вызвано ваше возмущение.
– Пустяки, – ответил первый врач, покидая вместе с ним палату. – Одна из наших прелестных сестер намекнула на то, что нам следовало бы от него отделаться.
– Кто это? Я поговорю со старшей медсестрой, чтобы перевести ее отсюда. Нужно обеспечить ему надлежащий уход и…
Голоса удалились, Кавенант снова остался один.
"Божественное чудо, – подумал он. – Вот именно”.
Он был очень больным человеком, жертвой страшной болезни Хансена. Но он не был прокаженным – вернее, он был не только прокаженным. Закон, по которому развивалась эта болезнь, был выгравирован большими буквами в каждой нервной клетке его тела; и все же сам он был нечто большее, чем этот закон. В конечном счете он не дал Стране погибнуть. И у него еще было сердце, способное гнать кровь, и кости, способные выдержать вес тела; он не потерял самого себя.
Томас Кавенант, Неверящий.
Божественное чудо.
Несмотря на мучительную боль в губах, он улыбнулся пустому пространству палаты. Он чувствовал эту улыбку, знал, что и вправду улыбается – впервые за много дней.
Он улыбался потому, что был жив.