И началось. Марат был прав, они все-таки больше походили на зверей, жадных и глупых. Они увидели еду и не смогли удержаться от искушения. Они забыли, что преследовали меня. То есть многие из них забыли, но не все.
Те, кто не забыл, бросились ко мне, а я побежала, петляя между зомби как между стволов деревьев, иногда останавливаясь, чтобы толкнуть очередного зомби навстречу своим преследователям. Иногда я закладывала слишком сложную петлю и натыкалась на рубедрианина лицом к лицу. Тогда я нажимала кнопку на своем псевдомобильнике и чертила перед собой крест, этого оказывалось достаточно, чтобы расчистить путь. Потом я бежала дальше, дальше, дальше…
Я не знаю, сколько это продолжалось. У меня закружилась голова, то ли от беготни, то ли от того, что вокруг меня все умирали и умирали зомби с рубедрианами. Они убивали друг друга, а я была словно гостем на этом празднике смерти, отбиваясь мобильником от назойливых приглашений стать участницей главного представления…
Рубедрианское «хррр» раздавалось все реже и реже, зомби как будто вбивали его в землю своими инструментами. Мои ноги все чаще наступали на мертвые тела, и я не вздрагивала и не отводила взгляд. Я все бежала, все петляла, не могла остановиться, хотя уже не видела и слышала за собой преследователей. Я остановилась, когда увидела его. Впрочем, я не уверена, что действительно это видела, скорее всего, это был плод очень больного воображения…
Так или иначе – посреди этого хаоса, посреди разрушений и убийств, мимо долбящих землю зомби и умирающих рубедриан, мимо меня и всех остальных шел Иннокентий. На руках у него спала Елизавета, и Иннокентий держал ее так бережно, как держат ребенка или любимую девушку. Не знаю, куда он шел, помню лишь выражение его лица – он смотрел поверх всего происходящего вокруг. Он смотрел мимо нас, он смотрел куда-то совсем в другую сторону.
Если это была галлюцинация, то это была потрясающая галлюцинация. Если же это было на самом деле – что ж, как говорится, они нашли друг друга. В смысле, он нашел сам себя. Не знаю, как уж там Иннокентий разобрался с воссоединением, но выглядел он довольно уверенно. Я была готова за него порадоваться, но тут кто-то ухватил меня за плечо, я обернулась и поняла, что еще не все рубедриане вымерли от отравленной крови зомби. Некоторые сохранили здоровье и силы, достаточные, чтобы вырвать мне сердце.
Я ткнула пальцем кнопку и привычно махнула мобильником крест-накрест, но вампир не развалился на части. Он схватил меня за горло и рванул к себе. Я выронила мобильник и зажмурила глаза…
Клыки вампира разодрали ей кожу от уха до плеча, но на большее рубедрианина почему-то не хватило. Он пошатнулся, выпустил Настю и схватился за голову, будто переживал приступ мигрени. Судя по дырке посредине лба, его проблема была гораздо серьезнее. Настя увидела, как кожа рубедрианина приобретает бледно-голубой оттенок – если верить справочной литературе, именно так кожный покров вампира реагирует на смертельную дозу серебра.
Настя задрала голову и увидела на балконе стрелка. Тот держал в руках винтовку размером едва ли не больше его самого. Настя махнула Смайли рукой. Тот не ответил и принялся разглядывать окружающий мир через оптический прицел.
Выражение «смертельная усталость» слишком заезжено, чтобы люди воспринимали его всерьез. Честное слово, им стоило побывать в королевском дворце тем вечером и понять, что смертельная усталость – это когда тебе кажется нормальным улечься среди трупов и закрыть глаза, надеясь, что хотя бы это окажется выходом, потому что все остальные способы… Я как-то упомянула про двери: когда закрывается одна, открывается другая, и так далее. Наверное, это и в самом деле так, но просто рано или поздно ты понимаешь, что у тебя просто нет сил бежать к следующей двери. Тем более что ни одна из полусотни предыдущих не оказалась настоящей дверью, ведущей наружу.
– Даже и не думай, – сказал мне Смайли.
– Не думай о чем? – не поняла я.
– Даже не думай, что мы проиграли. Потому что это не так.
– То есть, – задумалась я, – мы выиграли? Я как-то по-другому представляла себе победу. А это, – я еще раз посмотрела на большой дворцовый зал, в центре которого медленно и верно рождался провал, похожий на могилу, – это больше похоже на поражение.
– Поражение – это тоже победа, только в другом измерении, – Смайли поправил снайперскую винтовку, которая лежала у него на плече словно копье.
– Найди себе другую девушку и пудри ей мозги, – сказала я. – Прямо перед тобой толпа зомби пробивает для Леонарда путь к захоронению демонов, а ты ничего не можешь с этим поделать. Это победа?
– Сегодня я действительно ничего не могу поделать, – признался Смайли. – Был тяжелый день, и я устал. Но будет завтра, завтра мы что-нибудь придумаем. Я не собираюсь сидеть дома и ждать, пока меня сотрут с лица земли, причем мне неважно, кто этим займется – Леонард, безумные вампиры-рубедриане или еще более безумные англичане.
– Безумные гномы, – сказала я. – Ты просто не видишь себя со стороны, а то бы согласился со мной.
– Плохо выгляжу?
– Ты похож на партизана, а не на гнома из приличной семьи.
– На стража подземелий, – уточнил Смайли. – Гак мы себя называем. А стражи подземелий все в душе немного партизаны. Это наш метод ведения войны – прятаться в шахтах и пещерах, перемещаться по тайным ходам и внезапно нападать на врага.
– Я с тобой ни в какие подземелья не полезу.
– Я и не прошу, – пожал плечами Смайли. – А ты вроде бы выросла? Или мне кажется?
– Прекрати эти гномьи комплименты…
Он прекратил и даже более того – совсем замолчал, но не из-за моих слов, а потому что мы вышли на арену для поединков. Там лежало тело лионейского короля Утера Андерсона.
И еще несколько тел, которых прежде не было. Утер посмотрел на меня. Я посмотрела на него.
– Тяжелый день, – сказал Смайли. – Тяжелее, чем я думал.
Он медленно направился к телу короля, а я… Я подошла к единственному живому человеку, дожидавшемуся нас на арене.
– Почему ты здесь? – спросила я.
– Потому что я не знаю, куда мне идти, – сказала Марина. Стекла ее очков треснули, на лбу засохла кровь, зато мой ноутбук лежал у нее на коленях.
– Марат должен был вывести вас из дворца.
