— Возможно, ликантропы убили её по дороге домой? — предположил Ферн.
— Возможно. — Эмили поморщилась. — Но это не отменяет того, что говорят о клинике очень многие — там что-то не так. И сам не ходи туда, пожалуйста, Кори! — Эмили погладила мужа по щеке. — И никого туда не отправляй, пока мы не убедимся, что там всё в порядке, и всем просто что-то померещилось. Обещаешь?
— Обещаю. — Ферн поцеловал Эмили в лоб. — А ты мне пообещай, что, во-первых, не будешь одна выходить в город без особой необходимости — в конце концов, если этот Михаэль так любит на тебя пялиться, пусть помогает, провожает туда, куда тебе нужно! И во-вторых… — Он прерывисто вздохнул и крепче обнял Эмили, прижав её к себе и таким образом спрятавшись от её взгляда. — Обещай, что будешь смотреть на них только как на пациентов.
— Кори, — шепнула девушка. — Ты дурачок.
— Я знаю, — с сокрушённым вздохом отозвался Ферн. — И, между прочим, я тебя перед свадьбой честно об этом предупреждал.
Эмили хихикнула и вывернулась из рук мужа.
— Я уже говорила тебе, что никуда без необходимости не выйду. Но необходимость эта возникает чаще, чем мне самой хотелось бы. — Она посерьезнела и остро глянула Ферну в глаза. — Поэтому я при любой возможности тренируюсь с тростью и пистолетом. А тебя прошу об одном: будь осторожен не только на Охоте. Я знаю, что ты сам безупречно честен, но не ожидай того же от других. Не окажись слишком доверчив. Под масками хорошо знакомых тебе людей тоже могут скрываться чудовища.
***
Ферн знал, что его жену ни в коем случае нельзя назвать паникёршей, и, если её что-то обеспокоило — для этого точно есть основания. Закрыв глаза и настраиваясь на сон, он невольно снова и снова прокручивал в голове всё, что слышал о клинике Йозефки в последнее время. Да, он не так давно заходил туда — пополнить запасы крови для мастерской. И хозяйка, она же главный врач клиники, показалась ему вполне обычной, такой же доброй и усталой, такой же внимательной и отрешённой одновременно. Отсчитывая требуемое количество пузырьков крови, она с улыбкой сказала:
— Я слышала, вы недавно женились, господин Ферн. Мои искренние поздравления.
— Спасибо. — Ферн улыбнулся в ответ и слегка поклонился.
— Возможно, скоро я увижу вашу супругу на осмотре? — Йозефка с хитринкой глянула на посетителя. — По поводу будущего появления малыша.
— Госпожа Йозефка… — Ферн невольно поморщился. — Вы ведь лучше меня знаете, что это невозможно. У тех, кто давно применяет Древнюю кровь — не церковную, а специальные препараты для Охотников, — не бывает детей, если они не успевают обзавестись ими до того, как присоединятся к Охоте.
— Да ладно вам, господин Ферн. — Йозефка снова улыбнулась, на этот раз снисходительно и, как показалось Охотнику, с какой-то жалостью. — В жизни случается всякое, и Великие нередко снисходят к просьбам людей, если те обращаются к ним с искренними молитвами.
— Сейчас в любом случае неподходящее время для того, чтобы производить на свет детей, — сказал Ферн почему-то резче, чем собирался. — Благодарю вас. — Он забрал коробку со флаконами и быстро покинул клинику.
Странным образом этот безобидный разговор оставил в душе неприятный осадок. Жестоко… Жестоко со стороны доктора Йозефки было делать такие намёки. Конечно, Ферн многое отдал бы за возможность взять на руки их с Эмили общего ребёнка. От одной мысли об этом начинало щемить сердце — сначала сладко, а потом, когда осознание печальной правды развеивало сладкие грёзы, — невыносимо мучительно.
Невозможно! Этого не будет никогда.
Семь лет трансфузий. За всё время службы в мастерской Ферн не мог припомнить ни одного случая, когда у Охотника, проходившего переливания хотя бы год, родился ребёнок. Конечно, Охотники в принципе редко обзаводились семьями. Но всё же… И сама Йозефка, и врачи Белой Церкви не раз упоминали об этом побочном эффекте препаратов Древней крови — тех, самых старых, которые были получены ещё в Бюргенверте из артефактов, найденных в птумерианских лабиринтах. И Ферн уже семь лет проходил эти трансфузии. Он, строго говоря, уже не вполне являлся человеком — и, как следствие, не мог иметь потомства от человеческой женщины.
Тем более что… Ферн совсем забыл, что когда-то спас Эмили от смерти, вколов ей дозу своего препарата. Содержимое шприца крови из мастерской. Из клиники Йозефки!
Невозможно. И доктор Йозефка прекрасно об этом знает. Зачем она завела разговор об этом? Неужели она не догадалась, что этим причинит собеседнику боль?
Это на неё не похоже…
***
Ферн наконец заснул. Эмили некоторое время лежала в темноте, рассеиваемой только крошечным огоньком самодельной свечи, прижавшись к спине мужа и прислушиваясь к его дыханию — медленному и спокойному. Значит, сегодня Охотник проспит долго. Часто во сне он дышал рвано, со стонами, бормотал что-то и даже вскрикивал. Эмили обнимала его, нежно гладила по волосам, почти беззвучно шептала: «Я здесь. Я с тобой. Всё хорошо». Как ребёнку, которому приснился кошмар…
А иногда Охотник засыпал просто каменным сном и спал часов по шесть-восемь. Эмили каждый раз при этом почему-то охватывала необъяснимая тревога, будто чувствовала она, что душа её мужа сейчас путешествует по каким-то жутким мирам, наполненным ужасными чудовищами и мучительными видениями. Просыпался Ферн после такого сна, казалось, ещё более уставшим и разбитым, чем засыпал. А вот когда сон бывал беспокойным, он почему-то дарил отдых и обновление, и Ферн буквально за час мог прекрасно выспаться после пары суток на ногах. Это было странно.
Часто, затаив дыхание, девушка прислушивалась к тому, что её муж бормочет во время такого беспокойного сна — пыталась понять, что же за тревожащие видения посещают его, но при этом не утомляют, а придают сил и снимают усталость быстрее и полнее, чем долгий глубокий и спокойный сон. Пару раз ей казалось, что она слышит что-то вроде «Кровь… Добрая кровь…», да пару раз: «Нет, не могу!», но в основном нечленораздельные звуки, издаваемые Ферном во сне, не поддавались расшифровке.
Эмили осторожно отодвинулась от мужа и села на краешек тюфяка. Ей самой пока нельзя было засыпать, хотя тяжёлая дрёма настойчиво смыкала веки и путала мысли. В лазарете у неё лежали двое больных детей, и их нужно было проведать и напоить перед сном жаропонижающим.
Девушка беззвучно поднялась на ноги и шагнула к двери. Вдруг шорох за спиной заставил её замереть на месте и медленно обернуться. Всё-таки разбудила мужа, помешала отдыхать…
Но Ферн по-прежнему спал, только перевернулся на спину и задышал глубоко и неровно. Эмили похолодела, заметив, как под плотно прикрытыми веками быстро движутся глазные яблоки.
Снова эти странные сны. Похоже, будто спящий видит кошмар, но просыпается он отдохнувшим и в прекрасном настроении. И ничего из своего сна не помнит.
Во всяком случае, он так говорит.
Девушка, осторожно ступая, чтобы не скрипнуть половицами, вернулась к тюфяку, уселась на пол в полушаге от Ферна и замерла, прислушиваясь.
***
— Кто такой Герман? — спросила Эмили за завтраком.
Ферн удивлённо воззрился на неё.
— Первый Охотник, основатель мастерской, — ответил он. — Ты ведь и сама это прекрасно знаешь.
— А ты разве был с ним знаком? — удивилась девушка.
— Откуда? — Теперь настал черёд Ферна удивляться. — Он же исчез задолго до того, как я приехал в Ярнам. И все старые Охотники, его товарищи, давно мертвы. Разве что этот ненормальный Джура, который засел в Старом городе, мог его застать. Да Эйлин Ворона. Может быть, Хенрик. А больше-то никто из наших при той, старой мастерской не состоял. А с чего ты взяла, что я мог быть с ним знаком?
— Ты во сне его звал, — пояснила Эмили. — «Мастер Герман, где вы?» И ещё: «Понял, мастер Герман, отправляюсь немедленно». То есть говорил так, будто тебе снились времена, когда он был твоим командиром.
