Им оказывается небольшое, давно оставленное людьми поселение при заброшенной шахте, где когда-то добывали Этерниум...
* * *
Передо мной и моим войском вздымаются величественные горные пики, увенчанные снежными шапками, не тающими даже самым жарким летом. У их подножия — полуразрушенный, местами сгнивший частокол, огораживающий некогда богатый шахтёрский городок. Занесённые бурой пылью улицы, потрескавшиеся стены зданий и осыпавшиеся башни колокольни прямо говорят о том, что здесь никого не было несколько десятков лет.
До сегодняшнего дня.
Четыре тысячи имперцев даже не успевают разбить лагерь вокруг безымянного поселения. Они только-только приближаются к нему, когда моё войско выходит из-за густого леса и окружает, прижимает незваных гостей к останкам заброшенного города.
Надо сказать, что имперские ряды не выглядят напуганными или сбитыми с толку. Они не принимают поспешных решений, не бросаются в атаку, не бегут — лишь пытаются выстроить оборону между заброшенным городом и перепаханной чем-то огромным полоской равнины.
А я не тороплюсь их атаковать. Успеется. Главное, что меня интересует — кого они преследовали, и по какому праву заявились на мои земли?
Я отправляю к имперцам трёх посыльных с белыми флагами и предложением встретиться с их командиром. Подождав чуть больше полуколокола, вижу, как переговорщики возвращаются в компании трёх десятков всадников.
Хм... Что ж, хорошо. Надеюсь, дело обойдётся без крови — мне совсем не хочется убивать ни в чём ни повинных солдат.
Для пущего эффекта я пересаживаюсь с коня на кейласа, поданного мне одним из безумных всадников. И отмахиваюсь от предложения предводителя дайнхаммелов, заместителя оставшегося во дворце капитана Кроноса, сопровождать меня. Вместо этого беру с собой два десятка малефиков, велев им также пересесть на крылатых чудовищ. Не зря же в последние месяцы заставлял огромную часть личного состава учиться летать на кейласах?
И уж тем более не зря, руководствуясь старыми записями Ирандера, начал выращивать этих созданий, оставляя их спящими в морозных горных пещерах. Еда на содержание не тратится, но в случае чего летучие войска будут крайне полезны.
Я поднимаю крылатое создание в небо. Следуя за вожаком, связанные с ним магическими нитями энергии прочие кейласы тоже взлетают с пронзительным клёкотом.
Воздух мощными струями обдувает лицо, а я вновь ловлю тот самый детский восторг от полёта, который передался мне от Сейрана во время нашего путешествия в степи. После того полёта парнишка привязался к своему летуну, и редкий его день обходился без очередной воздушной вылазки.
Я трясу головой, отгоняя посторонние мысли. Заложив вираж и ведя за собой звено кейласов, пролетаю над первыми рядами воинов, вызывая их воодушевлённые крики, и улыбаюсь. Они верят в меня — своего повелителя. Верят и гордятся... И готовы пойти за мной хоть в огонь, хоть в воду.
Впрочем, этот полёт, эта демонстрация больше предназначаются нашим вероятным противникам...
Закончив красоваться, я меняю курс, и в два счёта долетаю до остановившихся парламентёров. Резко снизившись, натягиваю поводья — и взметая клубы пыли, приземляюсь в паре десятков шагов от них. Через несколько мгновений за мной усаживают летунов и малефики, заставляя лошадей имперцев нервно ржать и переступать с ноги на ногу.
Похлопав своего кейласа по шее и выслушав его одобрительный клёкот, я достаю из седельной сумки кусок мяса, даю его зверюге и лишь затем направляюсь в сторону ожидающих меня людей.
За мной, чеканя шаг и выстроившись полукругом, идут закутанные в балахоны малефики.
Должно быть, у нас весьма зловещий вид...
Когда я выхожу из облака пыли, поднятого крыльями наших животных, могу, наконец, разглядеть парламентёров. Это двадцать закованных в стальную броню воинов и десятка магов, удерживающих вокруг себя и своих товарищей сияющие ореолы щитов.
Но главное, что привлекает внимание — фигура человека, выехавшего на огромном белоснежном (хоть и запачканном бурой пылью) жеребце. Мужчина высок, статен, с собранными в хвост чёрными волосами, тонкими чертами лица и высокомерным, если не сказать, презрительным, выражением лица.
Наткнувшись на его взгляд, я не сбиваю шага, хотя внутри всё неожиданно ёкает.
— Вот уж не ждал, что встречу тебя здесь... Брат, — произношу совершенно спокойным голосом.
— Брат! — выплёвывает Норман, высокомерно задрав подбородок. — Даже не знаю, стоит ли мне так тебя называть... Владыка Хэлгар!
Последние слова он произносит с изрядной долей презрения.
— Это как тебе будет удобно, — пожимаю плечами. — Поговорим наедине перед тем, как обсуждать ваше присутствие на моих землях? Уверяю, тебе ничего не грозит.
Он презрительно фыркает, но всё же оборачивается к своим людям.
— Ракот, отведи людей на пятьдесят... Нет, на сто шагов назад.
— Но ваша милость, вам...
— Выполнять!
Я только хмыкаю жёсткости брата. Он изменился за то время, пока мы не виделись... Стал куда увереннее в себе да и то, что ему доверили несколько тысяч, уже говорит о многом.
— Гойц, — поворачиваюсь к ближайшему чернокнижнику, — отведите летунов на сотню шагов назад. Я хочу поговорить с господином Слэйтом с глазу на глаз.
Одноглазый малефик с жёсткой щетиной молча кивает и делает жест оставшимся колдунам. Они берут под уздцы кейласов и отходят без пререканий.
Норман слезает с коня и подходит ближе.
— Хорошо ты их выдрессировал, — цедя слова, произносит он. — И как это у тебя получилось? Тёмная магия?
— Нет. Я просто вытянул их из того ужаса, в котором они жили сотни лет, — отвечаю я. — И продолжаю это делать. Если ты командуешь несколькими тысячами, то наверняка знаком хоть с какими-то отчётами ваших послов, и должен об этом знать.
— Ну да, ну да, — недоверчиво усмехается брат, — Но честно говоря, я думаю, что всё дело в тёмном артефакте.
Он кивает на мою руку, закованную в часть кристаллического доспеха, но я только пожимаю плечами.
— Это всего лишь инструмент. Как отец? Как мама? Как Робб? Тоже командует войсками?
При этих словах взгляд Нормана становится злым и колючим.
— А что же твоя ручная золотоволосая крыска не расскажет?
— Если ты об Изабель, то месяц назад она упоминала, что у вас всё в порядке.
— Вот как? — сквозь зубы протягивает брат. — Неудивительно, что эта сука тебе солгала... Раз тебе так интересно — мама умерла!
— Что?...
Внутри меня будто лопается струна. Ещё одна, которая связывала меня того, прежнего, с миром, который ещё не разбился после той злополучной охоты, Верлиона и заклинания Керса... Глаза щиплет, но я сдерживаю слёзы.
Негоже правителю королевства рыдать на переговорах...
— Как... Как это случилось?
— Из-за тебя, ублюдок! — шипит Норман, приближаясь на шаг. Он не боится меня, не боится столкновения с моим войском и возможных последствий... Он испытывает ко мне искреннюю ненависть... — Она заболела, когда узнала, что ты погиб в Верлионе! Страдала несколько месяцев, убивалась по тебе, и никто из Целителей не мог ничего с эти поделать! Все только руками разводили! Но отец не рассказал ей о своих догадках насчёт того, что ты жив, и она смирилась! Пошла на поправку! А потом...
Его горло перехватывает кашель — то ли от боли, то ли от пыли, витающей вокруг нас. Несколько раз глубоко вдохнув, Норман зло смотрит на меня и продолжает:
— А потом вдруг выяснилось, что ты жив, и более того — стал правителем тёмных! Она была убита горем... Потом были допросы, после которых она вовсе перестала разговаривать с людьми... Целый год мама чахла и засыхала, и месяц назад слегла окончательно! А через несколько дней — умерла... Мы похоронили её в фамильном склепе.
— Мне жаль...
— Да ну?! — взрывается Норман. — Правда?!
— Можешь мне не верить, — голос, которым я произношу эти слова, сухой и надломленный. — Но я каждый месяц просил Изабель узнавать о вашей судьбе. И искренне думал, что всё хорошо... Не понимаю, почему мне не сообщили об... Об этом...
