Огромные, черные, рыжие, оскаленные пасти, пена, стекающая с языков. Визг, вой, лай. Ад. Бред. Хорошая картина для весеннего дня. Ей показалось, что наверху, на галерее, стоят Брондла и Элмер. Показалось? Да нет же, она их ясно видела. А на лестнице – один из псарей. Вот оно что. Просто так решили позабавиться, пугнуть народ от скуки… или знали, что она идет? Так она и пойдет. Игры…
И сбившиеся у стен и по углам увидели, как ведьма пересекает двор. Свора сбилась в кучу, но она продолжала идти, и свора расступилась. При этом Карен вроде бы разговаривала с собаками, произнося что-то тихим, ровным голосом, и те успокоились и завиляли хвостами. Она прошла, не оборачиваясь. Пусть теперь псари с плетьми делают свое дело. Миновала она и ближайший дверной проем, в котором увидела еще одного человека. Измаил смотрел на нее. Доволен, просто сияет. И, конечно, не подумал двинуться ей на помощь. Уверовал, черт бы его побери! Созерцатель чудес. Ему что ни покажи, все чудо. И теперь будет рассказывать всем и каждому, и ему, да, разумеется, ему в первую очередь.
Когда она возвращалась от коменданта, Измаил дожидался ее на том же месте.
– Ну и что ты здесь торчишь?
– Мне приказано тебя охранять.
– Так что ж ты в дверях отдыхал, когда Брондла с Элмером хотели меня собаками затравить? Может, ты своего господина так охраняешь?
– Он – другое дело. А про тебя я знал, что собаки тебя не тронут. Тебя защитит твоя магия.
– Какая еще магия? – с досадой сказала она. – Просто все твари не любят, когда кричат, машут руками и бегают, а когда ты спокойно говоришь с ними и не суетишься, они тебя не тронут. – Это была правда, но Карен знала, что Измаил не верит в ее слова. – Лучше скажи – ты был когда-нибудь в Вильмане?
– Нет. Не приходилось.
– А о госпоже Линетте ты что-нибудь слышал?
– Ну, еще бы! Говорят, ее красота превосходит человеческое понимание.
– Да? Это плохо. Красота должна быть доступной пониманию. Особенно в данном случае. Надеюсь, это просто фраза.
– Ничего не понял, – признался Измаил.
– Напрасно. Во всяком случае, в ближайшее время ты еще не раз услышишь о госпоже Линетте. А, может, и увидишь ее. Это я, Карен, тебе предсказываю.
Пусть она сейчас похожа на человека, руками толкающего крепостную стену. По крайней мере, она знает, в какую сторону ее толкать.
* * *
Через два дня ей передали, что князь требует ее к себе. Она медлила несколько минут прежде, чем встать и пойти. Вот – настало время. Месяцы ожидания не прошли даром, а ноги не идут. Странно. Пора бы привыкнуть, и ведь она давно уже не боялась, а тут снова этот вязкий, отвратительный страх. Но она быстро справилась с собой.
И не смешно ли – для того, чтобы начать действительно важный разговор, понадобилась эта история с собаками? Она нашла в себе силы усмехнуться, и страх прошел совсем. Она встала.
Конечно, он прослышал и про собак, и про коня. (Последний случай она считала столь незначительным, что забыла про него. Один из недавно приведенных коней словно взбесился и никого к себе не подпускал, а она взяла его за уздечку и отвела в стойло. Любой порядочный коновал сумел бы сделать то же). Впрочем, была еще причина, по которой Торгерн велел ей прийти. Понятное дело, он не хотел ее больше. Он бы вообще давно выкинул из головы само воспоминание об этом, если бы воспоминание не было столь позорным. А это оскорбляло. И как это могло произойти? Он пока что в своем уме. А раз так, может, было в этой девице что-нибудь такое? Он много раз смотрел на нее потом, и видел, что это не так, но ему необходимо было в этом убедиться. Зачем – он не знал. Он просто проверял. Ее? Себя? Он не задумывался. Он просто хотел посмотреть на нее вблизи.
И вот она сидела перед ним. Ничего в ней не было. Глянуть не на что. Что и требовалось увидеть.
– В крепости теперь только и разговора, что о тебе.
– Это их дело.
– Знаешь, как тебя называют?
– Знаю. «Княжеская ведьма».
– По-прежнему будешь упираться и повторять, будто то, что ты делаешь, не колдовство?
– Это не я делаю. Это сила, которая бывает во мне. Она приходит и уходит, сколько можно повторять. А может, спит и просыпается, точно не знаю.
– Откуда в тебе эта сила?
– Не знаю, – повторила она. И добавила убежденно: – Может быть, это потому, что я никогда никого не убиваю.
– Тем, кто не убивает, сила не нужна.
– Для этого, пожалуй, нужно больше сил, чем для того, чтоб убивать.
Это была правда. Как и то, что она сказала Измаилу. Но была еще правда, о которой она не могла сказать никому. О том, что, изучая живые существа, она научилась овладевать их волей. Сначала животные, потом люди. Но она избегала этого, потому что считала подобное действие злом. И еще потому, что не все люди были ей подвластны. Так и теперь она это чувствовала. Он был слишком силен, единственный по-настоящему сильный противник, которого она встречала. Более того, она понимала – то, чего она достигает с помощью постоянной работы ума, у него получается просто так. Грубая, все подминающая сила. Другая сила, противоположная ее.
– Мне не нужны пустые разговоры. Мне нужно, чтобы ты ясно сказала, кто окажется сильнее – Вильман или я?
– Ты собираешься воевать с Вильманом?
– Чему это ты так удивилась, про-ро-чица?
Она медленно сказала: – Не понимаю, зачем тебе это понадобилось – завоевывать, когда ты его и так можешь получить?
– Как это?
– Госпожа Линетта. Единственная дочь. Наследница. Женись на ней, и ты получишь Вильман.
Она говорила медленно и обстоятельно, как ребенку, который сам ничего не поймет. Он не удивился. Скорее, выражение злобного упрямства появилось в его глазах.
– Это тебя Катерн с Флоллоном подучили?
– Плохо ты их знаешь, если думаешь так. Они слишком высоко о себе мнят, чтобы действовать через меня. Кстати, они вовсе не дураки, если им пришла та же мысль.
Он не перебивал, она продолжала.
– Получив Вильман, ты и Сламбеду сможешь диктовать свои условия. Тем более, что ты сохранишь свои силы в неприкосновенности. Я скажу тебе, как это можно сделать.
– А ты-то что с этого будешь иметь?
– Я? То же, что и все люди в твоей стране. То, чего все хотят. Мир.
– Мир? – он усмехнулся.
– Ты и тебе подобные всегда найдут, из-за чего подраться. Я говорю о большей части населения. Речь не об этом. Тебе в руки идет подлинное могущество, может быть, корона. – Она выбрала единственно верное слово, и слово это, конечно, не «корона», а «могущество».
– Хорошо, иди.
Уже в дверях ее догнал его голос.
– Странно, однако, что именно ты советуешь мне это.
Она не ответила.
Вот и еще шаг сделан. Подсобные работы можно оставить на Флоллона и Катерна. И они работали, работали, как выяснилось, и то, что они не знали, на кого они работали, было, безусловно, к лучшему. «Выгода, выгода, выгода»– твердили они наперебой. – «И вдобавок ко всему, красавица, каких свет не видал».
Они снова встретились у крепостной стены. На этот раз как бы случайно (она в этом сомневалась). Измаил маячил поблизости.
– Все как взбесились. Это ты мне людей сбиваешь?
– А ты отпусти меня на волю – сам увидишь.
– Хватит, заладила – «отпусти». Много хочешь! Кто еще из пленных так живет?
Она отвернулась и пошла вдоль стены, а он за ней. Теперь она уже могла позволить себе эту роскошь – не смотреть на него. Он продолжал говорить:
– Ладно бы, только здесь все свихнулись. Нет, вильманский герцог гонца прислал. Предлагает начать переговоры. А как ты тут руку могла приложить, пусть черт разбирает. Ты здесь сидишь безвылазно. Хоть и говорят, что ведьмы летают, ты-то, похоже, не можешь. Могла бы летать, не сидела бы.
Она не отвечала, продолжая идти впереди него. Ее длинный плащ волочился по земле.
– Переговоры. Никогда за ним такого не водилось. Может, старик убить меня замышляет? Он сволочь хитрая, с него станется! В честном бою ему нипочем меня не одолеть, вот и заманивает в ловушку! А договор и выгоды – это как приманка. Ну! Что молчишь?
