протянул подобные клешням руки, чтобы взвалить несчастных подростков себе на плечи. Его пальцы сомкнулись на нежном плече девушки...
Дикий вопль разбил хрустальный гонг молчания на миллионы дрожащих осколков. Турон подскочил и тут же рухнул ничком, рыча и вопя. Какое-то крохотное существо устремилось прочь и исчезло за дверью. Вопли Турона перешли в высокое, тонкое повизгивание и оборвались. Тишина опустилась, словно туман смерти.
Наконец юноша благоговейно прошептал:
— Что это было?
— Скорпион! — отозвалась девушка низким дрожащим голосом. — Он прополз по моей груди, не причинив мне вреда, а когда Турон схватил меня, он ужалил его.
И снова наступило молчание. Затем юноша прошептал задумчиво:
— В этом городе никогда не водились скорпионы.
Великий выбрал его из числа своего народа и послал нам на помощь! — прошептала девушка. — Боги никогда и ничего не забывают, и Великий Скорпион сдержал свое слово. Возблагодарим же его!
И связанные по рукам и ногам юные влюбленные распростерлись ниц и долго лежали так, вознося хвалу огромному, безмолвному, сверкающему скорпиону на алтаре, — пока далекий звук множества серебряных подков и звон мечей не возвестили им о прибытии царя.
Царь Кулл отправился с главным советником Ту посмотреть на говорящую кошку Делькарды, ибо, хотя любая кошка может смотреть на царя, не каждому царю дано посмотреть на такую кошку, как кошка Делькарды. Поэтому Кулл перестал думать о смертельных угрозах чародея Тулсы Дуума и отправился к Делькарде.
Кулл был скептичен, а Ту насторожен и полон подозрений, сам не зная почему. Очевидно, года заговоров и интриг научили его осторожности. Он клялся, что говорящая кошка — это мошенничество, фокус и явный обман, и утверждал, что если бы такое и впрямь существовало, то это было бы открытое оскорбление для всех богов, провозгласивших, что только человек должен наслаждаться силой слова.
Но Кулл знал, что в старые времена звери разговаривали с людьми, ибо слышал легенды, дошедшие от предков. Так что при всем своем скептицизме он был готов поверить в это.
Тем более что один только вид Делькарды наводил на мысль о самых невероятных чудесах. Она возлежала на своем покрытом шелками ложе с ленивой грацией, словно огромный, прекрасный зверь из породы кошачьих, и разглядывала Кулла из-под длинных густых ресниц, придававших невыразимое очарование ее узким, чуть скошенным глазам.
Её губы были пухлыми и алыми и обычно, как и сейчас, складывались в легкую задумчивую улыбку. Шелковые одеяния и украшения из золота и драгоценных камней почти не скрывали ее пленительного тела.
Но Кулла не привлекали женщины. Он правил Валузией и при том он был атлантом, а значит, дикарем в глазах своих подданных. Все, о чем он думал, — это о битвах и походах, да еще о том, как бы удержаться на ненадежном троне древней империи. И значит, нужно во что бы то ни стало постигнуть обычаи и образ мыслей народа, которым он правил.
Для атланта Делькарда была загадочной и царственной личностью, притягательной, окутанной дымкой древней мудрости и женской магии.
Для Ту она была женщиной, и посему возможным источником интриг и опасностей.
Для Ка-ну, посланника пиктов и ближайшего советчика Кулла, она была шаловливым ребенком, наслаждающимся собственными проказами. Однако Ка-ну не было рядом, когда Кулл явился посмотреть на говорящую кошку.
Кошка растянулась на шелковой подушке, изучая короля непроницаемыми глазами. Ее звали Саремис, и к. ней был приставлен раб„ стоявший сейчас рядом' с ней, готовый исполнять ее желания. Это был тощий мужчина, нижняя часть лица которого была закрыта тонкой вуалью, спадавшей ему на грудь.
— Царь Кулл! — заговорила Делькарда. — Я прошу тебя об одной милости. Пообещай мне кое-что, прежде чем Саремис заговорит, а я должна буду умолкнуть.
— Говори, — ответил Кулл.
Девушка радостно засмеялась и захлопала в ладоши.
— Позволь мне выйти замуж за Кульру Тума из Зарфааны.
Ту вмешался, не успел Кулл вымолвить и полслова.
— Мой господин, это дело обсуждалось уже много раз! Я так и думал, что за этим приглашением что-то кроется! В этой... в этой девушке есть царская кровь, а чтобы девушки царского дома выходили за чужаков, которые по званию ниже их, — это против всех обычаев Валузии!
— Но царь может решить иначе, — возразила Делькарда.
— Мой господин, — воскликнул Ту с видом человека, терпение которого готово было лопнуть. — Если она выйдет за этого человека, то вероятнее всего, что это приведет к войне, мятежам и смутам на ближайшую сотню лет.
Он был готов пуститься в длительные рассуждения о званиях, генеалогии и истории, но Кулл, терпение которого тоже истощилось, прервал его:
— Валка и Хотат! Что я вам, старуха или жрец, чтобы лезть в такие дела? Решите это между собой и больше не втягивайте меня в эти брачные делишки! Во имя Валки, в Атлантиде мужчины и женщины женятся и выходят замуж, за кого они хотят и никак иначе!
Делькарда чуть надулась, состроив гримаску. Ту состроил рожу в ответ. Потом она солнечно улыбнулась и гибко повернулась к Куллу.
— Поговори с Саремис, царь, а то она уже начинает ревновать меня.
Кулл неуверенно посмотрел на кошку. У нее был длинный, серый, шелковистый мех, а глаза ее были спокойными и загадочными.
— Она кажется еще очень молодой, Кулл, но на Деле она очень стара, — сказала Делькарда. — Это кошка Древнего Народа, живущая уже тысячелетия.
— И сколько же лет ты повидала, Саремис? — спросил Кулл со смешком.
— Валузия была молода, когда я была уже стара, — ответила кошка чистым странного тембра голосом.
Кулл, вздрогнув, отпрянул.
— Валка и Хотат! — воскликнул он. — Она говорит!
Делькарда радостно рассмеялась, но выражение кошачьей морды осталось неизменным.
— Я говорю, я мыслю, я знаю, я существую, — сказала она. — Я была подругой цариц и советницей царей за века до того, как твоя нога впервые ступила на серебристые прибережья Атлантиды, о Кулл Валузийский. Я видела предков валузийцев, пришедших с далекого востока и вытеснивших Древний Народ, но я была здесь и тогда, когда Древний Народ пришел с океана, столько столетий назад, что у любого человека закружится голова, если он попробует подсчитать их. Я даже старше, чем Тулса Дуум, тот, кого видели немногие люди. Я видела, как возносились империи и рушились царства, как цари устремлялись в бой на своих скакунах, а возвращались на
