Харальд никогда не видел, чтобы кто-то бился так стремительно и беспощадно.
Но время на удивление тратить не стал. Враг открыл спину – значит нужно в нее бить, поскольку орков еще много. Пришпорил коня, его примеру последовали остальные, побежал вперед гном.
За несколько мгновений все оказалось закончено.
Олен почувствовал холод, свирепый и жестокий, вцепившийся в каждую клеточку тела. Багровый туман перед глазами рассеялся, и он понял, что сидит на лошади, в руке – ледяной клинок, чистый и сверкающий, а одежда, лицо и руки заляпаны потеками красной липкой жидкости.
Конь под Рендаллом пугливо вздрагивал, переступал с ноги на ногу, а вокруг были орочьи трупы – посеченные, изрубленные, жуткие.
– Это я их? – спросил Олен, с ужасом осознавая, что красная жидкость, в которой он едва не купался – кровь.
Да, никогда ранее он не отдавался боевому безумию настолько полно. Да и оно ни разу не было настолько мощным, не накрывало с головой, не лишало возможности здраво соображать.
Или это клинок из кости йотуна наконец подчинил «хозяина»?
– Ты, кто же еще? Ха-ха, – весело подтвердил Гундихар. – Всех поганцев сразил, я аж чуть не загляделся.
Олена замутило. Оглянувшись, обнаружил, что гном и тар-Готиан смотрят на него с восхищением, Харальд – с тревогой, Бенеш – рассеянно и недоумевающе, а Саттия вовсе разглядывает землю.
– Я… не хотел… оно само вышло, клянусь Селитой, – слова лезли из горла, скользкие и мерзкие, точно жабы. В глубине души он знал, что стремился к тому, чтобы уничтожить роданов, осмелившихся поднять на него руку. И ледяной клинок только откликнулся на это желание, а не проявил собственную волю…
– Ладно, чего там, – проговорил Харальд будничным тоном. – Отбились, и ладно. Надо найти кого живого. Поспрашивать – зачем они на нас набросились? Может, мы теперь враги для степняков?
– Да, конечно, ищите. – Олен засунул меч в ножны, потянулся к седельной сумке, в которой была фляжка. – Я пока умоюсь…
Плеснул в лицо холодной водой, смыл красную гадость с рук, и стало немного легче. Из пальцев ушла постыдная дрожь, хотя во рту все равно остался мерзостный привкус.
Чувство было такое, что он пил чужую кровь, и та коркой засохла на языке.
Тем временем тар-Готиан и Гундихар с помощью подсказки Бенеша отыскали среди трупов раненого.
– Дышит, точно карась на берегу! – заявил Гундихар. – Живее всех живых. Эй, парень, ты меня понимаешь?
Раненый орк мало отличался от собратьев из Великой степи – та же кожа с зеленоватым отливом, густые волосы с рыжиной, клыки и кошачьи глаза с вертикальными зрачками. Вот только безрукавка у него была не меховая, а кожаная, вышитая бисером, и татуировка покрывала не только плечи и руки, но и торс до самого пупа.
– Тва хама мар! Ахмаи ава-яньят тва! [1] – прохрипел орк, точно не понимая, что попал в руки врагов.
– Еще грозится, – покачал головой Харальд. – А ну, хлопните его по щекам, вдруг придет в себя.
Но ничего не помогало. Раненый продолжал изрыгать угрозы, дергался и пытался вырваться, а взгляд его оставался мутным.
– Он ничего не скажет, – мрачно проговорила Саттия. – Этот парень безумнее объевшегося мухоморов лося.
– Они все точно под дурманом, да… – добавил Бенеш. – Черное облако смутило их рассудок, превратило цветы в усеянные шипами шишки… Тьма пожрала понимание, смежила очи…
Дальше он понес нечто совершенно невразумительное.
– Одно ясно – эти парни сошли с ума, – подвел итог Харальд, – поэтому и кинулись на нас, точно стая собак на кусок мяса.
– Разрушение и безумие гуляют по миру, – ненависть прозвенела в голосе Саттии, – и выпустил их не кто иной, как Харугот.
Олен вспомнил обезлюдевший Тенос, ставший вотчиной чудовищ, зараженные бешенством и болезнями джунгли Мероэ. Подумал о гиппарах, что явились из пучины и непонятно зачем ввязались в осаду Терсалима.
Неужели консул Золотого государства стремился именно к этому? Вряд ли. Зачем ему нужны свихнувшиеся орки, ведь они куда полезнее в качестве разумных и умелых воинов? Для чего бросающиеся на все живое зроиты в Мероэ, обнажившиеся храмы на Теносе?
Находясь под землей, они исправно давали ему силу.
Может быть, сама Предвечная Тьма стремится чего-то добиться в этом мире, чего-то, о чем не догадывается Харугот, мнящий себя ее властелином, а на самом деле – лишь слепое орудие? Или не все ужасы, что по привычке приписывают ей, вызваны Внешней Госпожой? Есть еще какие-то разрушительные силы, раскачивающие крохотный шарик Алиона?
Хотя бы та же Нижняя Сторона…
– Не уверен, что это его рук дело, – сказал Олен. – Не думаю… Зачем ему безумные орки? Я встречался с Харуготом, сражался с ним… – из глубин памяти всплыло гладкое смуглое лицо, точно вырезанное из дерева, темные глаза, пальцы, унизанные перстнями, – он вовсе не глуп, хорошо понимает, к чему стремится.
– И к чему? – спросил тар-Готиан.
– А этого мы, увы, до сих пор не знаем. Наверняка – объединить всех людей Алиона под своей рукой. Но не из властолюбия и не из тщеславия, а ради какой-то цели. Он считает ее великой…
– Знаем мы эти великие цели! – фыркнула Саттия. – В результате груды трупов, пепелища и виселицы!
– Он впустил в мир смерть, – почти прошептал Бенеш, но его услышали все. – Указал ей путь… и ныне она обрела много обликов. Древняя сила пробудилась, еще более древняя встала с ней рядом!
Глаза молодого мага блеснули, и он замолчал.
– И что это значит? – спросил Гундихар.
– А то, что в любом случае нужно уматывать отсюда, – сказал Олен. – Рядом с этими трупами мне… не по себе. Побыстрее добраться до ближайшей деревни и прикупить теплой одежды!
Такой план ни у кого не вызвал возражений.
Две ели, высоченных, словно лохматые колонны из малахита, натужно заскрипели. Полезли из земли толстенные корни, полетели в стороны комья, зашуршала сухая хвоя, и деревья медленно зашагали туда, где в стене засеки оставалась прореха в пару локтей шириной.
Последняя на добрый десяток миль в стороны.
Лотис тал-Лотис Белая Кость понял, что сжимает кулаки и шепчет про себя: «Давай! Давай! Ну!» – будто слова могут чем-то помочь одному из младших магов, застывшему со вскинутыми руками.
– Во дает, – с почтением в голосе прошептал десятник Сираен тар-Валис. – Какой раз вижу, и все поражаюсь.
Деревья заткнули прореху, и зашевелились, принялись расти их ветви, чтобы обхватить стволы соседей. Образовать преграду, неодолимую даже для йотунов с их древней свирепой магией.
Альтаро начали воздвигать живые засеки на пути вторгшихся в Великий лес орданов еще несколько месяцев назад. Тогда стало ясно, что йотуны не в состоянии быстро взломать стену деревьев, что попытки штурма всегда можно обнаружить, и встретить врага во всеоружии.
