А когда это показалось невозможным, я подумал об Эмме. Я думал о своем желании попасть домой, которое было так сильно, что я мог бы попробовать его, словно полную тарелку с тушеным мясом Эммы. Я думал о том, как сильно я скучал по ней, как хотел ее обнять, получить нагоняй и развязать ее фартук, как делал всю свою жизнь.
В тот самый миг, как эти мысли четко сформировались в моей голове, ноги начали гудеть. Я посмотрел вниз, но не увидел их. Я чувствовал себя таблеткой аспирина, которая попала в стакан с водой, все вокруг меня начало пузыриться и шипеть.
И я исчез.
Очнулся я в туннеле, прямо напротив Temporis Porta. Древняя дверь выглядела такой же запретной для меня в смерти, как и при жизни, и я был счастлив убраться от нее подальше пробираясь через туннель к усадьбе Уэйтов. Даже в темноте, я знал, куда идти.
Я бежал всю дорогу до дома.
И продолжал бежать, пока не прошел сквозь дверь кладовой, вверх по лестнице, прямо в кухню. Теперь, когда соль и чары уже не были проблемой, то и стены уже не казались таким серьезным препятствием… ну или не серьезнее чем все остальные.
Это как прохаживаться перед одним из бесконечных слайд-шоу Сестер, когда ты встаешь перед проектором во время сотой фотографии круизного корабля, и внезапно посмотрев вниз, видишь, как корабль проплывает прямо по тебе. Так же и стены. Просто проекция, столь же нереальна, как фотография чужой поездки на Багамы.
Эмма даже не повернула головы, когда я приблизился. Впервые за все время половицы не скрипнули у меня под ногами, и я подумал о тех временах, которые мне следовало бы ценить… когда я пытался стащить что-нибудь из этой кухни или из своего дома, не попавшись под зоркий глаз Эммы. Для этого потребовалось бы чудо, но и оно обычно не помогало.
Когда был жив,я бы многое отдал, чтобы использовать некоторые навыки Призрака. Сейчас я отдал бы все, чтобы кто-нибудь заметил, что я вообще нахожусь здесь. Забавно, как все в жизни получается. Как говорится, будь осторожен в своих желаниях.
Затем я остановился, как вкопанный. На самом деле, запах из духовки остановил меня.
Потому что кухня пахла, как небо, или это небо должно так пахнуть - так я думал об этом в последние дни. Два величайших запаха на земле. Тушеная свинина с Золотом Каролины, был одним из тех запахов. Я узнал бы где угодно знаменитый золотой горчичный соус для барбекю от Аммы, не говоря уже о медленно приготовленной свинине, которая поддается и разваливается на кусочки при первом нажатии вилкой.
Другой запах был шоколада. Не только шоколада, но и самого густого, самого темного шоколада вокруг, который обозначал внутреннюю часть Туннеля Шоколадного пирога Аммы, мой фаворит среди всех ее десертов. Тот, который она никогда не делала ни для соревнований или ярмарок, или нуждающейся семье — только для меня, в мой день рождения, или когда я получал хороший табель успеваемости, или когда у меня был гнилой день.
Это был мой пирог, как лимонный пирог-бизе был пирогом дяди Абнера.
Я опустился на ближайший стул за кухонным столом, схватившись за голову. Пирог был не для того, чтобы есть. Это было ее подношение. Чтобы взять его в Гринбраер и оставить на моей могиле.
Мысль о Шоколадном рулете, лежащем на свежей земле возле небольшого деревянного креста, заставила меня содрогнуться.
Я был хуже, чем мертв.
Я был одним из Великих, но намного менее велик.
Таймер для варки яиц остановился, и Эмма отодвинула свой стул, в последний раз протыкая иглой мешочек с травами, и позволяя ему упасть на стол.
- Мы же не хотим, чтобы наш пирог пересох, верно Итан Уэйт?" - Эмма распахнула дверцу духовки, и тепла и аромат шоколада волнами вылились наружу. Она сунула стеганые рукавицы так глубоко в духовку, что я волновался, как бы она сама не загорелась, и вытащила пирог со вздохом, чуть не уронив его не плиту.
"Лучше пусть остынет немного. Не хочу, что бы мой мальчик обжег рот."
Люсиль почувствовав запах еды, брела на кухню. Она прыгнула на стол, как всегда, получая лучшие возможные точки обзора.
Когда она видела, что я здесь сижу, она издала ужасный вопль. Ее глаза поймали меня в неподвижном ярком свете, как будто я сделал что-то глубоко и лично оскорбительное.
Давай, Люсиль. Ты и я, мы отступаем.
Эмма посмотрела на Люсиль. "Что такое, старушка? Тебе есть, что сказать?"
Люсиль снова взвыла. Она выдавала меня с потрохами. Сначала я думал, что она хотела усложнить мне жизнь. Но потом понял, что она делала мне одолжение.
Эмма прислушалась. Более того - она хмурилась и оглядывала комнату.
- Кто здесь?"
Я посмотрел на Люсиль и улыбнулся, протягивая руку, что бы почесать её макушку. Она вздрогнула под моей рукой.
- Вам запрещено приходить в мой дом. Вам, духам, не нужно здесь ходить. Здесь нечем поживиться. Просто несколько разваливающихся старушек и разбитых сердец.” - Она медленно потянулась в сторону банок, стоящих на столешнице и схватила Одноглазый Ужас.
Вот и она. Ее смертельная, всемогущая деревянная ложка правосудия. Сегодня вечером отверстие в середине еще больше походило на всевидящее око. И я не сомневался, что оно видело, возможно, не хуже, чем сама Эмма. В этом состоянии, где бы я ни находился, я видел ясно, как днем, что вещь была странно сильна. Как и соль, она практически светилась, оставляя за собой полоску света там, где Эмма размахивала ею в воздухе. Похоже, что предметы магической силы могут принимать любые формы и размеры. И когда дело доходило до Одноглазого Ужаса, я был последним, кто усомнился бы в ее способностях.
Я неловко поежился на своем стуле. Люсиль, шипя, бросила на меня еще один взгляд. Теперь она становилась своевольной. Я хотел зашипеть на нее в ответ.
Глупая кошка. Это все ещё мой дом, Пышка Люсиль.
Амма посмотрела в мою сторону, словно глядела мне в глаза. Это было жутко, как она близка к знанию о том, где я нахожусь. Она подняла ложку высоко над нами обоими.
"Теперь послушайте меня. Я не люблю, когда вы потыкаете свой нос на мою кухню, без приглашения. Вы или убираетесь из моего дома, или называете себя, вы слышите? Я не позволю вам тревожить эту семью. Побыли здесь немного и хватит."
У меня было совсем немного времени. Из-за запаха от заколдованных мешочков Эммы я чувствовал себя больным, и, по правде говоря, у меня не было большого опыта в преследовании - если это даже и предполагалось. Я был полностью вне своей лиги.
Я уставился на Туннель Шоколадного торта. Я не хотел есть его, но я знал, что должен был сделать что-то с ним. Что-то, чтобы заставить Эмму понять — точно так же, как Лена и серебряной пуговицей.
