— Тебе ничего не понравилось? — спросил он, когда мы вышли из лавки. Я пожала плечами. Первые слова, сказанные им за сегодня.
Вообще-то к украшениям я более, чем равнодушна. Правда, однажды я видела оправленный в серебро аметист, гномьей огранки. Стоил он недёшево, таких денег у меня не было, а когда я сумела наскрести требуемую сумму, оказалось, что кулон продан. Было жаль. Действительно жаль.
— Куда теперь? — спросила я, осматриваясь.
— Обратно. Заберём Акира и отправляемся. Времени мало, Егерь может отправиться дальше, тогда мы до зимы будем за ним по лесам гоняться.
Акир шел позади, а я пристроилась рядом с Лисом. Вчерашнее, вроде, было забыто. Теперь можно и поспрашивать…
— Лис, а кем ты меня назвал? Ты сказал, что я — твоя саннер-воррен.
— Что? — переспросил он, не расслышав, задумавшись о чём-то своём. Я повторила.
— Это на истинном, — пояснил он. — Так называют… членов свиты Князя.
От меня не укрылась пауза. Что-то подсказало, что Лис не солгал, но и не сказал всей правды. Нахмурившись, я попросила точный перевод.
— Точно перевести невозможно, — он перебросил косу через плечо и передёрнул плечами. Мы уже шли по лесу. Меня было слышно за полчаса, а вот оборотень и Князь ступали мягко, неслышно, не тревожа лес даже шорохом. — В росском нет аналога.
— Лис, не увиливай от ответа!
— Ты действительно хочешь знать? — спросил он устало. — Ну слушай… Саннер-воррен — это любимый, друг, враг, спутник, дитя, брат и весь мир в одном лице. Смысл существования этого мира и его опора.
— Лис… А ты… С чего ты… — Я первый раз в жизни не могла подобрать слов. — Ну…
— Не обольщайся. — Хищным золотом сверкнули его голодные глаза. — Просто никого больше не нашлось.
— Да я и не обольщалась… — Я всё-таки сумела взять себя в руки и равнодушно пожать плечами. — А поподробней? Что от меня-то требуется?
— Да ничего! — рыкнул Лис, которого я всё-таки сумела вывести из себя. — Ты есть — вот и всё. Пока я позволю миру существовать. Просто потому, что ты есть в нём. И зашагал быстрее. Почти побежал. Я не стала догонять. Остановилась.
— Эй, Рани, что случилось? — Акир тоже остановился, глядя на меня. — Опять погрызлись?
— Слушай, Акир, что значит: «позволю миру существовать»? — чуть заторможено уточнила я, запоздало вспомнив, что оборотень-то этого знать не обязан. Но он не удивился вопросу, Только хмыкнул.
— То и значит. Фейри — младшие дети Хаоса, взбунтовавшиеся и ушедшие от него в Порядок. Они ненавидят его, но стремятся слиться с ним. Они не похожи на нас, детей Порядка. И не в их природе защищать что-то чужое. Вот поэтому каждому Князю, способному в день своей силы снести Грань и отдать смертные земли Хаосу, нужен свой саннер-воррен. Свой подзащитный. Свой смысл существования мира. Ой! Аккуратней! — Я едва не врезалась в дерево, не заметив, что иду за оборотнем. — Так вот… Рани, да следи ты, куда идёшь! Лис! Лис, подожди! Иди сюда!
— Что? — недовольно спросил вышедший из-за дерева Князь.
— Давай остановимся, а то Рани сейчас все деревья посшибает.
Лис подошёл к нам, сбросил с плеча сумку и, оглядевшись, сел прямо на землю, не обращая внимания на то, что пачкает одежду. Я плюхнулась рядом.
Я заслужила передышку. Не каждый день узнаешь, что умудрилась спасти целый мир…
31 августа
Когда-то он считал, что вечность — лишь миг. Как же он ошибался…
Вечность он провёл здесь, в этом студёном озере. Прикованный ко дну, заключенный в жгущие плоть стальные оковы. Во сне, но запоминая каждый миг. Не чувствуя, не живя, не помня… Сколько прошло времени? Век? Две? Тысячелетие? Или все десять? Он не знал.
Иногда ему казалось, что сквозь толщу воды кто-то смотрит на него, но потом вдруг думал: а что, если о нём забыли. Что, если ему придётся остаться здесь, пока Порядок не станет Хаосом? И тогда он мечтал о том, чтобы Грань наконец рухнула. Потому, что даже Хаос лучше его нынешней жизни. Жизни ли? И вот его освободили.
Он стоял на берегу озера, десять тысячелетий бывшего его тюрьмой, и, запрокинув голову, глядел в бесконечно голубое небо, в котором парили алые ястребы. Он стоял, раскинув руки, отчаянно боясь, что всё это — очередной сон. Ему часто снилась свобода…
Его освободили и оставили одного. Привыкать. Учиться дышать. Учиться вновь быть свободным. Пытаться поверить, что всё это настоящее. И Лис привыкал. Учился. Пытался. Но не верил.
Никогда больше он не сумеет назвать вечные земли своим домом. Они навсегда останутся его тюрьмой. Его темницей. Он никогда не забудет холод и огонь, в объятиях чьих провёл вечность. Здесь он больше не сможет поверить, что свободен.
Совет Семей признал его право. Лис знал, что так и будет. Он сполна расплатился. Право на свободу — главный Закон фейри.
— Почему ты уходишь? — Егерь нашел его даже здесь. Хотя, чему удивляться, ведь Золотые Угодья принадлежат Отцу-Осени. — Смертный мир изменился. Он не помнит нас, не знает и не боится. Неужели ты хочешь уйти в него? Зачем тебе это?!
— И ты смеешь спрашивать меня?! — Лис оскалился и зарычал. — Ты, кто надел оковы на мои руки?! Ты, заточивший меня?! Ты отнял у меня всё, ты лишил меня свободы и дома. Ты уничтожил меня, отец! Всё что мне осталось — уйти.
Егерь хотел что-то сказать, но махнул рукой, закурил, сел напротив. Верный Вожак потёрся носом о его руку и взглянул на Лиса с укоризной.
— Ты едва не снёс Грань. Та девушка из смертных, она….
— Не смей даже упоминать о Мари! — взъярился Лис. — Она была…
— Она. Была. Больше её нет. Ты не смог её удержать, не смог спасти. Ты забыл Закон и в день силы едва не отдал мир Хаосу. Более того — именно из-за тебя Грань истончилась и пала много раньше положенного срока. Это — твоя вина!
— Ты не понимаешь, Егерь, — Лис устало покачал головой. Тряхнув отросшими до пояса волосами, он поднялся на ноги и направился к просвету между деревьями. Пора. Всего пара часов осталась о того, как Осенний Выезд отправится в путь. Он должен опередить их. Он должен…
Мари… Да, её звали именно так. Она была… обычной. Человеком. Смертной. Его смыслом существования. Он пытался вспомнить её лицо, но не мог. Он даже не мог сказать, какого цвета были её глаза, хотя когда-то часами любовался ими. Остался её смех. И слова:
— Лис, пройдоха, ты опять…
Она всегда звала его пройдохой. Когда злилась — хитромордым подлецом. Когда радовалась — лисиком. И она смеялась. Её улыбка — вот всё, что осталось Лису. Улыбка, за которую он готов был позволить миру существовать.
Они были вместе всего три года: миг, по меркам фейри. А потом она ушла. Сказала, что устала. Сказала, что не любит и никогда не любила. Ушла, а Лис не мог её остановить, потому, что его саннер-воррен хотела уйти.
