В квартире Старой Дамы очень холодно. Она не любит включать отопление. Даже в прошлом году, когда три дня подряд был самый настоящий мороз, и то не включила. Тина говорит, она экономит, отопление очень дорогое, а пенсия маленькая. Но мне кажется, Старой Даме просто не бывает холодно. Я иногда у нее дома в свитере и в шерстяных носках дрожу, а она сидит себе в шелковом платье, и ничего ей не делается.
— Здравствуй. Молодец, что пришел, — говорит Старая Дама.
Она думает, я мальчик. Это, наверное, потому, что я всегда в джинсах и волосы едва закрывают уши. Наверное, когда Старая Дама сама была маленькая, девочки так не одевались. Это же ужасно давно было! Может быть, сто лет назад.
Старая Дама часто говорит: «Я так рада, что ты мальчик, девочки никуда не годятся», — а если я возражаю, не слышит или делает вид. Так что я уже и не очень-то возражаю, какая мне разница, кем она меня считает, главное, что пускает в гости, угощает мятными леденцами и рассказывает разные интересные вещи.
Она еще часто говорит: «Нынешние девочки никуда не годятся, потому что их воспитывают как прислугу. Вот меня воспитывали как принцессу, но теперь так не заведено». И еще много разного говорит Старая Дама про девочек и мальчиков, я ее не очень понимаю, если честно. Тем более что Тина меня вообще не воспитывает, ни «как прислугу», ни «как принцессу», только следит, чтобы ноги и уши были чистые и десять новых английских слов в день, даже если воскресенье, и еще надо обязательно звонить, если задерживаешься, — и, вроде, все.
Но слушать Старую Даму ужас как интересно, даже когда непонятно.
А сейчас она говорит: «Ну что, займемся делом?» Я не прыгаю и не хлопаю в ладоши, потому что Старая Дама этого не любит, я знаю, — но только поэтому. «Займемся делом» — это значит, что мы пойдем в гостиную и будем собирать огромный паззл из тысячи кусочков или даже больше, я точно не знаю, но их очень, очень много. Вернее, это я улягусь на бледно-голубой, как глаза Старой Дамы, ковер и займусь паззлом, а она будет сидеть в кресле и рассказывать истории. Больше всего на свете я люблю слушать истории и возиться с мозаикой, а в гостях у Старой Дамы можно делать то и другое одновременно. А Тина еще удивляется, что я тут каждый день пропадаю, «как медом намазано», говорит она, хоть и знает, я мед терпеть не могу, не-на-ви-жу.
У меня дома, конечно, тоже есть паззлы, но они все уже по сто раз собраны и разобраны, я, наверное, с завязанными глазами уже могу их собирать, на ощупь, а слушать при этом приходится радио, потому что Тина вечно занята, я же понимаю.
В общем, никакого сравнения.
Сейчас я складываю старинную карту мира, она совсем не похожа на настоящую, где тут Европа, а где Африка — совершенно непонятно, а вместо двух Америк вообще нарисован маленький остров, а на острове стоит большой-пребольшой индеец, он там еле-еле помещается, умора. Старая Дама сидит в своем кресле и рассказывает, как училась в гимназии — так раньше школы назывались, я знаю. Порядки у них были ужасно строгие, но, по-моему, все равно очень здорово было, например, никакой физкультуры, зато вместо нее уроки танцев, и еще в гимназии учили латынь, это такой мертвый язык, наверное, его специально придумали, чтобы разговаривать с мертвецами. Такая жуть!
Я ищу кусочек с рукой индейца, где-то же должна быть его рука! Может быть, даже с ножом или с копьем. Ищу и одновременно представляю, как Старая Дама, закрыв за мной дверь, принимается ждать других гостей. Ну конечно! В полночь к ней приходят мертвецы — поговорить. Потому что им же, наверное, ужасно одиноко. Мало того что умерли, так еще и латынь теперь дети не учат, и выходит, никто-никто из живых, кроме Старой Дамы, не понимает их мертвого языка. Очень обидно.
Я думаю, может быть, мне тоже выучить латынь? Не то чтобы так уж хотелось каждую ночь принимать в гостях мертвецов, я их, честно говоря, немножко боюсь. Или даже не немножко. Но это же нечестно, если их совсем никто не будет понимать. И потом, мертвецы, наверное, знают сто миллионов интересных историй. Вот пусть и рассказывают.
Но я еще немножко подумаю. Трудно вот так сразу решиться.
* * *
В сумерках я прощаюсь и иду в коридор одеваться. Тина ждет, а мне еще за хлебом надо зайти. Старая Дама недовольна. Она не любит, когда я ухожу. Иногда я немножко боюсь: а вдруг она однажды меня не выпустит? Возьмет и не откроет дверь — и что тогда? И на окнах у нее решетки, красивые такие, кружевные, как снежинки, а не пролезешь ни за что. Но вообще-то, конечно, ничего страшного, Тина-то знает, где я сижу, ее не проведешь, если что, придет за мной сама. И даже не очень рассердится, поймет, что я не нарочно.
Ну и вообще, мало ли что мне иногда кажется. Старая Дама поворачивает ключ, два полных оборота, и путь открыт. На прощание она всегда целует меня в лоб, вот и сегодня. Я, вообще-то, не люблю, когда чужие взрослые лезут целоваться, но Старой Даме можно, у нее прохладные губы и белые волосы пахнут чистотой, как высушенное на морозе белье.
— Приходи завтра, — говорит она.
Ну конечно! Конечно же приду. Тем более что опять будет дождь, на улице не погуляешь, а паззл еще собирать и собирать, больше половины осталось. Старая Дама обещает, что, когда я закончу работу, она подарит мне коньки, и это очень здорово, хотя я, честно говоря, не понимаю, где на этих коньках кататься, потому что морозов у нас почти никогда не бывает. Ну вот да, прошлой зимой были, целых три дня, но пруд в парке так и не успел замерзнуть.
НЕИЗВЕСТНЫЕ СКАЗКИ НЕКОТОРЫХ НАРОДОВ
А вот этот цикл действительно поначалу создавался «для развлечения небольшой группы друзей», вернее, в процессе увлекательной игры с друзьями. Игру затеял, если я не ошибаюсь, Эли Курант (постоянные читатели серии ФРАМ встречали его остроумные тексты в некоторых наших сборниках). Смысл состоял в том, что участники давали друг другу задания написать сказку, причем оговаривался не только сюжет, но и народ (или автора), который ее якобы создал, требования к форме и еще великое множество нюансов, так что, в итоге, задания выглядели не просто сложными, но почти абсурдными; нечего и говорить, что нам это нравилось больше всего.
Вообще, красиво сформулировать максимально невыполнимое задание — это было совершенно особое искусство (и удовольствие). Вот несколько характерных примеров (эти задания были сформулированы мною):
Расскажи мне сказку на манер пусунлиновских рассказов о необычайном, о бедном студенте, к которому вместо лис и бесов приходили маорийские патупаиарехе, рыжеволосые и белокожие, смущали, не давали труды Конфуция читать. Потом должен появиться даосский монах и разрулить ситуацию — ко всеобщему смятению и просветлению. В сказке должны фигурировать палица мере, почтительные дочери неземной красоты, голландские купцы, сто лянов серебром и дао, выраженное матерными китайскими словами.
