И я, страшно сказать, почти привыкла. Насколько это вообще возможно. Каждое утро я просыпаюсь от их криков и, не заглянув даже на кухню, иду во двор. В конце концов, умыться можно из колонки, а позавтракать в «Блинной» на углу. Блинчики там вкусные, и пирожки ничего, а к помойному «кофесмолоком» я уже давно привыкла. Кофеварки на моей кухне долго не живут, проверено. Последней была медная джезва, которую я нашла на барахолке года три, что ли, назад. День, помню, выдался холодный, но солнечный, воздух — как ледяная газировка, звонкий и злой. Я ужасно такое люблю — в смысле, и газировку, и воздух. К тому же я тогда нацепила любимую брошь, мрачную, но на диво молчаливую — она у меня совсем старушка, теперь таких не делают. Мы с брошью, довольные друг другом, бродили по барахолке, слушали чужую досужую болтовню, улыбались, как две дуры. И так это было славно, что я вдруг опять поверила, что все у нас когда-нибудь наладится. Всего на минуточку, но поверила. Ну и тут же купила джезву. Прямо помрачение нашло, иначе не объяснишь!
Джезва, ясное дело, продержалась у нас на кухне всего три дня, а потом у нее отвалилась ручка. Могло быть и хуже, между прочим, могло быть гораздо хуже. Пришлось подарить джезву Марку из пятнадцатой квартиры, он припаял ручку на место, и порядок, хорошая же вещь. Марк до сих пор меня благодарит. Было бы за что. Сам должен понимать, я же не ему подарок сделала, я джезву спасла. Она была красивая, полезная и чрезвычайно покладистая. Нечего ей делать у меня на кухне. Нечего.
И мне там нечего делать, поэтому каждое утро я ухожу завтракать в «Блинную». А иногда Нина с первого этажа выглядывает из окна и зовет меня выпить чаю с вареньем. Вот и сегодня выглянула, позвала. Она живет как раз под нами, поэтому все слышит, кто бы сомневался. И все понимает. Ну, то есть, мне приятно думать, что Нина все понимает, и поэтому я себе каждый день очень убедительно говорю: «Нина все понимает», — потому что пить чай с человеком, который не понимает ничего, довольно непросто. Особенно если учесть, что крики из нашей кухни, превосходно тут слышны — хоть в гостиной запирайся, хоть на веранду выскакивай, никуда от них не денешься.
Иногда Нина спрашивает: «Ты никогда не думала о том, чтобы?..» Потом видит выражение моего лица и умолкает. Дескать, что тут скажешь.
Еще бы я не думала! Я каждый день только об этом и думаю — переехать. Удрать отсюда, куда глаза глядят, и пусть сами без меня разбираются. Но ясно же, что без меня они пропадут. То есть, и так вполне пропащие, это да, но без меня пропадут окончательно и бесповоротно, закончат свои дни на ближайшей помойке. Я не преувеличиваю ни капельки. Просто называю вещи своими именами. И терплю — ну, пока терплю. Сколько смогу, столько и буду терпеть. И еще немножко. А потом, глядишь, привыкну к тому, что этот кошмар и есть моя жизнь. Моя. Жизнь. Убиться веником.
Веник, к слову сказать, орет громче всех. Так что его не только у Нины в прихожей — на улице слышно. Доказывает, что чистота превыше всего, все вокруг — мерзкие сосуды грязи, и только он тут — главный служитель чистоты. Бескорыстный, преданный, мужественный. Половину прутьев в битве за чистоту растерял, между прочим. Чего и всем желает.
Ну да, было дело, растерял. Еще в те блаженные времена, когда я могла зайти на собственную кухню, попросить Чайник на минутку отвлечься от философского спора с семейством Тарелок, наполнить его Водой и поставить на Огонь, который — сейчас трудно в это поверить! — не отказывался разгораться, пока все окружающие не принесут ему извинения за обидные слова Зеленой Кружки, сказанные сгоряча, лет пять назад, в споре, суть которого давным-давно погребена под грудой куда более актуальных склок.
— Вам хорошо рассуждать! — теперь из моей кухни доносится пронзительный визг Ванильного Сухарика. — Разглагольствовать! Болваны самодовольные! Тупые, сытые обыватели! А меня! Скоро! Съедят! Думаете, я не знаю, зачем люди покупают таких благоуханных, как я? А вы-ы-и-и-и!..
— Да кому ты нужен, кроме меня? — насмешливо спрашивает Мусорное Ведро. — Она тебя уже второй год не ест, а теперь и подавно не притронется. Так что рано или поздно, а будешь ты мой!
«Вот, кстати, да, — мстительно думаю я. — Вот возьму и выкину. Одним крикуном все-таки меньше. А если еще Веник на улицу выставить, а Чайник отвезти к маме…»
Нина вздыхает и подвигает мне блюдце с вишневым вареньем.
— Не надо бояться, — говорит одна из Вишенок своим сестрам. — Сейчас будет немножко больно, зато потом мы увидим Бога.
Подумать только. У некоторых даже варенье все понимает и не мешает людям себя жрать. Даже варенье! А я… а у меня…
И я реву, уткнувшись лбом в мягкое плечо Нины.
— Бедная деточка, — говорит Нинин Передник. — Бедная деточка.
— Он сегодня опять придет? — спрашивает Линда.
— Ты устал, — говорит она. Помолчав, добавляет: — И я устала.
Ну да. Она устала видеть, как я устаю. Обычное дело, когда люди долго живут вместе, но по-прежнему не совсем равнодушны друг к другу. «Не совсем равнодушны» — о да, это про нас.
— Наверное придет. Куда он денется? — вздыхаю я, с трудом подавляя чудовищный зевок.
Отворачиваюсь к окну. Беру сигарету. Курю. Молчу. Потому что не о чем тут говорить. Не о чем.
— Ну, то есть, объяснять ему ты ничего не будешь?
Пожимаю плечами. Зачем в сотый раз задавать один и тот же вопрос? К тому же, совершенно бессмысленный. Хотел бы я посмотреть, как она стала бы объясняться — на моем-то месте.
— Ты так долго не продержишься, — говорит Линда. — Я же вижу. Три часа сна в сутки — это не дело. Ты так загнешься.
— Не преувеличивай. Никто никуда не загнется. Просто надо все-таки приучить себя спать днем, — говорю я. — И вечером, после работы. Пару часов утром, пару часов вечером и час… ну ладно, хотя бы полчаса днем, в обед. Говорят, если привыкнуть к такому режиму…
Заканчивать фразу у меня нет сил, да и ни к чему. Я почти каждый день это говорю — а толку-то? От университета до дома рукой подать, пересечь площадь, и все, пришел. За три минуты можно, если быстрым шагом. А бегом и вовсе за две. Поэтому я часто обедаю дома. Теоретически, можно было бы обойтись без еды и подремать часок на диване в гостиной, сон гораздо важнее пищи, это вам каждый скажет.
Можно-то можно, но лишь теоретически. Потому что сна у меня днем ни в одном глазу, только голова гудит и в глазах цветной туман. Эти явления изрядно портят жизнь, но заснуть не помогают, к сожалению. А такого снотворного, чтобы проспать час, вернее, даже полчаса, а потом бодро вскочить и жить дальше, увы, пока не изобрели.
