«Тебе мало? — подумал синегорец. — Ладно, еще получи!» Он мысленно вложил в свою руку тяжелую палицу, расставил ноги пошире и без лишних выкрутасов двинул ею по клыкам кровососа. Упырь дернул башкой и с треском завалился в кусты.
«Наверно, мне все это снится, — мелькнуло у него в голове. — Но бывают ли сны такими яркими? И разодранная до крови спина саднит по-настоящему. А разве во сне человек ощущает боль? Наоборот, если больно — человек просыпается».
Поразмыслить над своим странным положением ему не удалось. Мертвяки — вот настырные! — вновь стали приближаться, незряче ощупывая руками пространство перед собой и опасливо принюхиваясь сизыми носами.
Синегорец начал рисовать в своем воображении хороший осиновый кол (известно ведь, что против мертвяка это самое действенное оружие), но в этот момент в воздухе коротко просвистела стрела и вонзилась в грудь долговязого упыря. Обыкновенному человеку тут бы и конец пришел, для безмозглого мертвяка иной расклад — качнулся, недовольно хрюкнул, выдернул стрелу и, не обращая внимания на сочащуюся из глубокой раны темно-лиловую жидкость, опять зашагал вперед. Однако еще пять или шесть каленых стрел вонзились в его грудь и заставили наконец остановиться. Двое других, не дожидаясь развязки, испуганно взвизгнули и заспешили укрыться в лесной чаще.
Синегорец понял, что на выручку подоспели обозники. «Надеюсь, они прихватили с собой осиновые колья», — подумал он. с облегчением переводя дух. Его сознание затуманилось, тяжелые веки сомкнулись, и он вновь провалился в небытие.
— Будь моя воля, набрал бы хворосту побольше, обложил им этого ведьмака со всех сторон и запалил бы! Жаркий огонь лучше всего помогает, ежели другой управы не нашлось…
— Да с чего ты взял, что он ведьмак? Я одного ведьмака видел, когда еще мальчонкой был: весь волосатый, руки-ноги кривые, глаза сумасшедшие. Мужики его камнями забили, а потом, уже мертвого, в овраг сволокли и там на костре сожгли. Но этот парень совсем на ведьмака не похож.
— А я говорю — ведьмак! Сам припомни, сколько несчастий на нас свалилось с тех пор, как Одноглазый Багол купил его у морских разбойников. Дорогу, по которой не первый год ходим, потеряли. Среди лета вдруг в снежную метель угодили, когда такое было? А утречком я глянул вокруг — спасите, боги небесные! — осенняя пожухлая трава куда-то исчезла, а вместо нее весенняя зеленеет. Не я один, все это заметили. И упыри белым днем объявились — случайно разве? Ты ведь сам рассказывал, что мертвяки почему-то к синегорцу никак подойти не могли, хотя чуяли живую кровь и вот-вот должны были присосаться. Наверняка своего распознали, потому и не тронули!..
Синегорец понимал, что спор идет о нем, но встревать и оправдываться не собирался. Он лежал на телеге и делал вид, что крепко спит, хотя сна не было ни в одном глазу: похоже, за последнее время он отоспался на десять лет вперед.
После встречи с мертвяками его дела быстро пошли на поправку. Уже наутро следующего дня он почувствовал, что мышцы начинают обретать силу, а к вечеру мог бы, пожалуй, передвигаться самостоятельно. Однако решил не торопить события. Сперва нужно было выяснить обстановку и понять, как и почему он здесь оказался.
Долго ждать не пришлось. Один из воинов приметил, что пребывающий без чувств синегорец украдкой разминает затекшие члены, и донес об увиденном своему одноглазому хозяину. Тут же были принесены деревянные колодки, в которые замкнули руки и ноги пленника. Теперь у него не осталось сомнений: хотя везут отдельно от прочих, а не ведут на общей цепи, но на том разница с другими несчастными и кончается.
Разговор у ночного костра, затеянный возчиком с двумя стражниками, рождал в нем странные воспоминания. Снег, выпавший среди лета, блуждания по таинственному лесу, схватка с волкодлаком-оборотнем… Он знал, что все это было в действительности, но — когда, в какой жизни? Память отказывалась дать ответы.
— Ты вот объясни мне, Рухад, — приставал к молодому стражнику возчик, — почему Багол этого синегорца дурман-травой опоил? Не из-за того ли, что ведьмовства опасается?
— Чепуха! Не Багол его опоил, а разбойник Барох, еще за день до нашего прихода. И по той лишь причине, что синегорец оказался весьма буйным. Да и силенки ему не занимать. Говорят, двоих или троих к праотцам отправил, покуда не повязали.
— Не шутишь? — удивился второй стражник. — Вид у него, кажись, не слишком богатырский. Больше на бродягу похож…
— Вот-вот, — ответил с усмешкой Рухад. — Люди Бароха тоже так считали, да просчитались. Этот бродяга, как я слышал, знает секретные удары, от которых ни мечом, ни копьем не отбиться. И сам быстрый, как молния, увертливый, как ящерица. За такого бойца на невольничьем рынке можно выручить очень хорошую цену. Поэтому и бережет его наш хозяин, как свой единственный глаз, ясно?
— Ясно, да не совсем, — не унимался возчик. — Ежели он такой крепкий, то почему дурман-трава с ног его свалила аж на семь дней? Другие, кто гораздо слабее, через два дня очухивались. Меня тоже, было дело, опоили, ничего страшного — денек отсыпался, на другой свеженьким был, как огурчик. Ну, что скажешь?
— Откуда я знаю? — Рухад пожал плечами. — Может, особая травка попалась, ядреная, а может, и не в ней дело… Я ведь не знахарь.
«Прав докучливый возчик, — подумал синегорец. — Не в дурманной траве дело. Не мог я из-за нее память потерять и столько времени валяться березовой чуркой. Но не ведьмак же я, в конце концов! А кто? Великие боги, кто я?!»
Он лежал на дне телеги, бессонно вглядываясь в ночной небосвод, будто надеялся там, среди ярких созвездий, отыскать ответ на мучительнейшие вопросы: кто я? зачем я? куда я иду?
Но звезды молчали.
Возничий, как ни странно, был не далек от истины, когда распалялся по поводу летнего снегопада и спутанных лесных дорог. Почти о том же говорила чародейка Зарема, наставляя сыскарей, призванных во что бы то ни стало найти исчезнувшего князя.
— Мы не знаем, куда его занесло, однако надеемся, что не слишком далеко. Судьба Владигора особая — не чета нашим. Поэтому странности и несовпадения обязательно должны проявиться. Может, луна свой лик поменяет или времена года начнут плясать… Расспрашивайте людей, ищите, думайте. Если кого-то сомнения одолеют, пугаться не надо, меня зовите — подскажу, коли в силах буду…
Два десятка крепких мужей слушали Зарему в просторной горнице княжеского дворца, внимательно изучая полученные от нее карты западных границ Братских Княжеств. Каждому достался участок земель, который предстояло исходить-изъездить вдоль и поперек.
