— Я вернулся, как и обещал, Киоши Мацусиро.
Голос раздался сверху и сзади, а я, бросая пакет, отскочил от павильона. Поддерживаемый Красными, он висел в воздухе, скрестив руки на груди, метрах в пяти над землей. Завопив от ужаса, в сторону шарахнулась молодая парочка, входящая в лавку. Тут же наружу выглянул продавец. Заорал матом, побелев, как мел, и бросился за прилавок — на этот раз Охотник действительно материализовал перед людскими взорами свой облик. Да, тогда я позавидовал ему — человеческое тело весьма обременительная вещь, и я бы дорого дал в тот момент, чтобы быстро избавиться от своего…
Я пригнулся, разминая мышцы и ожидая неизбежной драки, но он медлил.
— Хочу надеяться, ты принял правильное решение, — Охотник опустился к земле, а тяжелые полы его плаща захлопали на усиливающемся ветру. — Теперь отдай.
И он протянул ко мне когтистую руку.
— Никогда, — я отступил назад, готовя защиту.
— Жаль, — пожал плечами он, окончательно опускаясь на землю и направляясь ко мне.
Это вновь не было дракой — я лишь уходил от его атак, успевая поражаться их стремительности и силе. Он попытался спеленать мои ноги, но я отпрыгнул, обрубая его Нити прозрачной полусферой. Охотник улыбался.
Присев, он откинул для замаха левую руку и внезапно, вынув из-за спины короткую Красную с Черными шарами на концах, метнул мне в грудь. Так сильно, что от рывка его развернуло на месте, окутав плащом. Я увернулся, почти порвав собственное тело, но исчерпал на это большую часть сил. Охотник переместился к зданию скромного вокзала и продолжил атаки, разом сплетя пару багрово-красных шестов. Я падал, прыгал и катался по земле, но удар сыпался за ударом. На коже, куда доставало оружие Охотника, оставались едкие, светящиеся в темноте пятна красной слизи.
Выстрела я не услышал из-за гула в ушах. Заметил только, как Охотник, вскрикнув, покачнулся, а полы плаща взметнулись, словно птичьи крылья. Затем он медленно завалился набок, прижимая руки к развороченной дробью груди. Хозяин павильона — толстый, но крепкий мужик, выскочил из дверей, переламывая охотничью двустволку и перезаряжая.
— Жив, китаеза?
Он подмигнул мне, но было видно, что это лишь маска, прикрывающая страх.
— Звони ментам… — пустые гильзы упали на землю. — Я тебе, сука…
Но тут толстяк замер, во все глаза уставившись на лежащего Охотника. Я же смог лишь отползти на пару шагов.
Охотник приподнял голову, но на этот раз смельчак не успел вскинуть ружье. Невидимым скальпелем ему смахнуло половину двустволки вместе с кистями рук. Закричав, человек упал на колени, прижимая обрубки к лицу.
Мой враг приподнялся, отбрасывая искалечившую толстяка Нить, и тут же подобрал из воздуха новую. Тонкие разрезы красными росчерками молниеносно покрыли тело продавца ровной сеткой, превращая одежду в лоскуты. Тот замер, словно вмиг окаменел, а затем развалился по прочерченным надрезам, превращаясь в бесформенную гору мяса. Охотник встал в полный рост, и кровь уже не шла из ран. Шляпа скрыла лицо — он осматривал повреждения. Затем тот устало покачал головой и стремительно бросился на меня.
В голове моей мутилось, раненое плечо надрывалось кровью, и я почти не соображал, что делаю, продолжая бороться за жизнь. О, мастер Конта, это настоящий виртуоз смерти, могу в этом поклясться.
Охотник прошел в клинч, словно напоминая, что он не только могучий колдун, но еще и тоэх, жаждущий ближнего боя. Я же, как и прежде, лишь блокировал удары его когтистых лап, почти не пытаясь ударить в ответ. В этот раз он сломал мне три ребра и оставил на груди гребенку шрамов сантиметровой ширины.
Юноша невольно приподнял руку к груди, где под рубашкой белели следы свежей, еще не до конца регенерировавшей, раны. Кончиками пальцев коснулся висящего на шее амулета.
Виктор, по-прежнему не произнося ни слова, дотянулся до бутылки, подливая и себе, и собеседнику. На улице царила глухая ночь, и комнату освещал лишь неровный, беспокойный свет огня. В его свете задумчивое лицо Куратора казалось неживым. Киоши сделал еще один щедрый глоток, и продолжил:
— Я не помню, сколько времени он избивал меня, загоняя на пустырь. Но в себя пришел уже там — на пустыре за вокзалом, на старых железнодорожных путях. Там я упал, больше не способный сопротивляться, и начал молиться, решив, что сейчас умру.
Он приближался спокойно, даже величественно, мерно отстукивая шаги по старым шпалам, легко перешагивая сразу через три штуки, а за его спиной полыхало зарево пожара. Голосили люди, а пожарные сирены в который раз пели свой скорбный гимн. Пусть это звучит глупо, но в тот миг Охотник казался мне самим Ангелом Смерти, поднявшимся из глубин Ямы. Он подошел вплотную, нависая…
Виктор Конта повернулся, словно впервые за все время рассказ начал интересовать его.
— …наклонился, по-прежнему не открывая лица. Он был так близко, что поля шляпы касались меня… Осторожно, двумя окровавленными когтями, он поддел цепочку, висящую на моей шее.
— Нет, — прошептал он, качая головой. Едва слышно. — Это оказалось слишком просто…
Не знаю, сколько мы провели на этом пустыре. Так и стояли, почти не дыша, победитель и побежденный. Потом он отпустил цепь и выпрямился, запахивая плащ.
— Игра не окончена, Киоши Мацусиро. И это я не оканчиваю ее, будь я хоть трижды наказан за это и хоть четырежды проклят. Ты сам отдашь его мне. Клянусь, отдашь сам.
Его пронзительные желтые глаза второй раз встретились с моими. Был ли я избит и напуган, но мне показалось, что в глазах этих заключена половина силы моего противника — они гипнотизировали и приковывали, ломая волю, не давая оторваться и разглядеть остальную часть лица.
— А сейчас беги, Киоши, — сказал он мне, дыша в лицо. — Беги, и мы закончим эту игру позже. Будь верен данному слову, и станешь идеальным соперником.
С этими словами он обернулся и с хохотом ринулся к вокзалу, к стоящим у перрона поездам. Там он принялся невидимой стихией убивать людей и жечь автомобили, насыщая свою дикую жажду крови. Я, спотыкаясь и падая, побежал прочь, не думая ни о чем.
Пренебрегая сном, я ринулся обратно на Запад, надеясь обхитрить преследователя.
Поездами больше не пользовался, пересаживаясь с автобуса на автобус, с одной попутной машины — на новую. Так и не придумав, как быть дальше, я бежал, находя покой в самом процессе. Через деревни и города, обогнув Красноярск с юга, истощая последние силы. Старался вовсе не пользоваться Нитями и запутывал следы.
Вчера вечером я въехал в Новосибирск, где рассчитывал хоть немного отдохнуть и собраться с мыслями. Рана Охотника, нанесенная отчаянным продавцом ночного павильона, по моим расчетам, должна была хоть немного задержать его. И, признаюсь честно, последние пару дней я уже начал тешить себя надеждой, что смог улизнуть, оторваться…
