— Мы все верим в это, — ответил вожак. — Иначе я бы и слова не сказал.
— И говорил ты, что конь у него был бел?.. — продолжал гусляр.
— Так точно — белый, как снег.
— А какие еще приметы ты помнишь?
— Лица его не видел никто, — помолчав, молвил старик. — Сияло оно, как солнце. Говорили еще старики, что конь его не в пример вашим, мог летать, как птица, под облаком и не носил ни узды, ни седла. И доспех Воина тоже был подобен солнцу — нельзя в яркий день было и смотреть, как он сиял!
Услышав это, Буян широко улыбнулся и толкнул Властимира локтем в бок.
— Слышишь, княже, что старик говорит? — шепнул он. — Ничего знакомого не припоминаешь?
— Не слыхал я легенды о Воине, — ответил князь.
— И, друг, кто легенд о других не слыхал, у того самого легендой стать не получится. Старик говорил о твоем Облаке — и бел, как снег, и по воздуху летает, как птица, и без узды и седла тебя свезет и не тряхнет — помнишь ли, как он под тобой, слепым, ходил? Ни травинки не дрогнет! И Гао его видом не видывал, слыхом не слыхивал…
— Да ты что же, — закралось в сердце Властимиру невероятное, — хочешь, чтобы они меня за того Воина посчитали?..
— А то как же иначе? Что старик сказывал? Явится он не миловать, а карать, а эта роль к тебе как раз и пристала! И старик о том же думки держал — иначе зачем он эту речь повел: чтоб мы ее поняли!
— Но как же меня Гао за того воина примет? — усомнился князь. — Он видел меня и слепым и зрячим…
— А ты начало вспомни: Воина волки тоже сперва смерти лютой предали — и ты для Гао мертв. Даже коль и признает он тебя, поверит, что Воин в тебе к нему сошел. Тут ты его и…
Рат с интересом прислушивался к разговору славян, настораживая обрезанные уши.
— Верно вы думаете, люди, — сказал он, — Если что может нагнать страху на любого из нас, то это видение Воина… Вы вспомните, как тот парень, которого князь прибить хотел, на землю перед ним пал? Он не сознается, а всем и без того понятно, что он коня белого признал и только после понял, что ошибся.
— Так-то оно так, — молвил князь после раздумья. — Да, кроме коня, есть и иные приметы у того Воина. Он богом был, а я смертен…
— Э, а волхвы на что? — хлопнул его по плечу Буян. — Завтра поутру мы с Мечиславом вперед поскачем, приготовим тебе встречу достойную. Не сомневайся — для такого случая лес даст тебе силушку и земля пособит!
— Это правда? — вскрикнул до сей поры молчавший Мечислав. — Ты берешь меня с собой, Буян?
— А то как же — надо тебя в дело пускать, пока не поздно! На том и порешили.
Поутру, еще рассвет не встал, становище волков пробудилось. На север уезжали двое всадников из трех гостей-людей, а на восток и юг отправлялись гонцами к соседям Рат и несколько молодых псоглавцев — собирать отряд для большого похода на север. Остающийся пока не у дел Властимир не хотел усобицы, но его никто не слушал.
Буян и Мечислав горячили коней, торопясь в леса. Под копытами жеребцов стелились степи, прорезанные извилистыми речками и покрытые пятнами рощиц. Их становилось все больше и больше, и, когда внизу на исходе третьего дня пути показалось похожее на море зеленое покрывало лесов, всадники спустились под кроны родных деревьев.
Степи подходили вплотную к южным границам Резанских земель, а потому Буян с Мечиславом сразу же оказались в родных для князя местах.
Резанские леса — места буйные, нехожалые. Средь местных жителей ходят легенды, что еще до того, как поселились здесь их предки, тут уже жили какие-то люди, что потом ушли не то на восток, не то дальше на север, где и сгинули в болотах. До сей поры в глухих углах Мещерских болот по ночам мерцают огни и слышится не то молитва, не то пение на непонятном языке. И лишь колдуны да ведьмы немного знают истину.
Заповедные леса зорко следили за двумя всадниками, что пробирались такими глухими тропами, словно желали заплутать. Темно-серый и золотисто-рыжий кони ступали по толстому ковру опавшей листвы бесшумно, как тени.
— Чуешь ли, Мечислав, — позвал Буян. — Лес — как раз такой, как тот, где мы с Ягой-воительницей повстречались, — дерева, тропка вьется, будто манит за собой, а тишина?.. Ты слышишь, какая тишина?
Юноша обернулся стремительно — ему померещилось, что что-то блеснуло позади. Но в чаще, которую они только что проехали, царил полумрак, какой всегда бывает в таких местах, когда снаружи светит солнце.
— Ты чего? — заметил его дрожь Буян.
— Будто шел кто за нами, — ответил Мечислав, — потом приостановился огня высечь, да я свет заметил. А он… пропал!
— Нет там никого, а впрочем… лес-то сей заговоренный, все может быть.
Тропа уводила всадников все дальше во тьму. Снаружи, верно, только начинал спускаться вечер, а тут уже была такая темень, что хоть глаза выколи. Кони волновались и шли вперед мелкими шажками.
Отчаявшись сдвинуть лошадей с места во тьме, всадники спешились и взяли их под уздцы, ведя в поводу.
Тропа словно нарочно испортилась — под ноги сразу стали попадаться коряги и оставленные дождем ямы-промоины. Люди и лошади спотыкались. Несколько раз шедший впереди Буян натыкался на деревья, выраставшие внезапно поперек тропы. Раз или два упавшее бревно перегораживало им путь, сухие корявые сучья цеплялись за одежду людей и гривы лошадей. Всякий раз ожидавший явления лешего Мечислав еле сдерживался, чтобы не вскрикнуть с перепугу.
Они прошли так едва десяток саженей, когда Буян остановился. В темноте только выделялась его светлая рубашка, взлохмаченные волосы и сверкающие зубы.
— Не пойдет так, — сказал он, — при такой темени мы заплутаем и до осени не выйдем на Резань…
— А вы и так на нее не выйдете!
От раскатов неожиданного низкого хрипловатого голоса, что раздался над их головами, славяне чуть не присели, а их лошади забились, обрывая повода. Буян и Мечислав повисли на мордах жеребцов, с трудом усмиряя их.
Голос в вышине только похохатывал над ними.
— Ах ты, нечисть лесная, лохматая! — звонко выкрикнул Буян, силой пригибая голову своего коня к земле. — Мелко ж ты себя и нас крошишь, как я погляжу! Видно, сам ты трус и нас трусами такими же почитаешь?
В ответ на эти слова откуда-то налетел ветер. Он подхватил людей и лошадей и швырнул их в сторону. Только толстые стволы дубов, на которые они наткнулись, задержали их. Застрявшие лошади бились и визжали в ужасе.
Ветер дул с переливами и пересвистами, ровно и сильно. Сквозь его завывания слышался довольный смешок его повелителя.
— Ну, как, — молвил он, отсмеявшись, — кто из нас больший трус?
— Вольно ж тебе силу на бессловесных тварях вымещать! —крикнул гусляр. — То ж кони — не велика удаль зверя напугать! А что ветром с ног сбил — так меня не раз опрокидывали, привычно уж давно — скоро солому с собой повсюду возить буду, чтоб падать сподручнее было!
