— Почему ты думаешь, что от страха?
Человек улыбнулся, но не было веселья в той улыбке; да и вышла она достаточно грустной.
— А кто вообще стремится к смерти? — Он медленно покачал головой. — Но лишь первый из нас знает причину того, что привело нас в такое состояние.
Я хотел попросить его слиться со мной, но заколебался. Ведь он — мой единственный союзник здесь; попробую пока пообщаться с третьим.
Я обратился к параноидальной инкарнации, поинтересовавшись, кто она такая.
— ЗНАЙ, что не протянешь долго в этом месте, ВОР! — заорал человек, брызжа слюной, и лицо его исказила безумная усмешка. — ЛАБИРИНТЫ, СОЖАЛЕНИЯ и СМЕРТЬ — вот все, что здесь есть…
Практичная инкарнация смерила взглядом параноидальную, а затем обратилась ко мне, зло заявив:
— Ты теряешь время на разговоры с этим. Его мысли — оскорбления и бред, ничего больше. Прекрати заниматься ерундой, нам с тобой есть, о чем поговорить.
— ВОР! — Руки параноидальной инкарнации задрожали, будто горя желанием кого- нибудь задушить. — Я СЛОМАЮ тебе шею… и верну свое ТЕЛО. — Он обернулся ко мне. — Ты носишь мое тело, как ПЛАЩ, и УНИЖАЕШЬ меня этим…
— Я не вор. И ничего у тебя не крал— ответил я.
— ТЫ ВСЕ УКРАЛ! Я ОЧНУЛСЯ НА УЛИЦАХ ГОРОДА — КОЛЬЦА И ВСЕ, КТО ВИДЕЛ МЕНЯ, УЗНАВАЛИ МЕНЯ! — Он тяжело дышал. — Все, кто имел с тобой дело, кому ты причинил вред — они ждали, обвиняли, били меня, пока не мог больше выносить ГОЛОСА… — Его пальцы сжались в кулак. — И я заставил их ЗАМОЛЧАТЬ.
— Что ты знаешь о других инкарнациях? — поинтересовался я.
— ВОРЫ. Они ВОРЫ — все без исключения. А ВОРАМ суждено УМЕРЕТЬ.
— Не смей угрожать мне, глупец, — немедленно отреагировала практичная инкарнация. — Предупреждаю тебя. Если здесь и есть вор, то только ты сам — ты пытался лишить нас шансов разобраться в ситуации, портя все то, что сделал я до тебя!
— Ты — ВОР! Ты украл мое тело и мою жизнь! — Этот разговор ведет в никуда. Я решил задать вопросы о деяниях, которые, как я полагал, он совершил.
— Ловушка в камне ощущений — ее ведь ты оставил, а?
— Да… — Он гнусно и злобно улыбнулся. — Простая ловушка. Ловушка для того, кто не может умереть, ловушка РАЗУМА.
— Ты — та самая инкарнация, которую Леди отправила в Лабиринт? Я нашел там твой дневник.
— Простая ловушка, простой выход, из этой ловушки я выбрался легко. Я мог бы сделать ее куда сложнее, смертоноснее. — Он улыбнулся. — Она не знала, как создать ловушку, чтобы удержать МЕНЯ.
— Ведь в смерти лингвиста Фина тоже ты повинен?
— Погоди… — Казалось, вопрос его несколько смутил. — Я МНОГИХ убил. Многих нужно было заставить молчать.
Мне стало жаль его, но, кажется, я нашел способ превозмочь его безумие. Мне следует обратиться к нему на языке Уйо; ведь Фина он убил с расчетом, что никто больше не сможет ему обучиться.
— Давай поговорим наедине, — изрек я на языке Уйо.
Как только я произнес эту фразу, глаза инкарнации изумленно расширились. Помолчав немного, он ответил на том же языке:
— Лишь я знаю язык Уйо. Откуда ты узнал его?
— Ты прав: лишь ты знаешь язык Уйо. Значит, если язык знаю я, то я — это ты. — Он молча глядел на меня, а я продолжал: — Вот остальные — это не ты, ведь он не знают языка Уйо.
Он медленно кивнул.
— Я… понимаю тебя.
— Это место заставляет усомниться в собственном восприятии: мы — это оба ты, и мы должны стать едины.
Казалось, он испугался.
— Я… — К моего изумлению он вновь перешел на общий язык, и голос его стал спокоен и тверд, безумие ушло. — Я… больше не хочу жить… так.
— Тебе и не нужно, — продолжал говорить я на Уйо. — Ты много страдал. Ты был рожден в мире, где не было никакого смысла, где незнакомцы утверждали, что знают тебя, обвиняли тебя в том, о чем ты ровным счетом ничего не знал, и пытались причинить тебе вред… Всю боль, заботы и страдания твоего существования… Я освобожу тебя от них.
Он взглянул на меня, и в его глазах потухло безумное сияние.
— Да…
— Я буду защищать тебя, — говорил я. — Ты познаешь мир и покой. Ведь ты всегда хотел именно этого, не так ли?
Инкарнация расслабилась, вслушиваясь в мою речь, глаза его потускнели. А затем человек упал на черные камни, и в момент его падения я ощутил слабое покалывание у себя в мозгу…
А затем туда хлынули воспоминания, и сила, и эмоции, и… Я с трудом удержался на ногах, испытывая головокружение, но затем зрение мое прояснилось и я снова был самим собой.
Я обернулся к практичной инкарнации. Он приветствовал меня каменным взглядом, будто выискивая во мне слабость. Я объявил:
— Я хочу слиться с тобой.
— Так тому и быть. — Глаза его стали серыми, словно туман, и он улыбнулся в предвкушении. — Посмотрим, что в твоем разуме… — Я был уверен, он решил для себя, что я осознал собственную слабость и готов сдаться ему. Но я обрел силу там, где он с пренебрежением отмел ее. К тому же, эти инкарнации уже прожили отмеренные им жизни; я был тем, кому суждено встретиться с хозяином этой крепости.
Я скрестил с ним взгляд… глаза его были подобны камням, они начали поглощать меня… но затем я воспротивился сему.
Я устремился в извилистые коридоры его разума и первой реакцией было удивление — его глаза округлились. Не он поглощал меня; моя воля оказалась сильнее, и поглощала его самого. Я чувствовал, как он отчаянно пытается разорвать нашу связь, но не может — он слишком слаб, а я пресекаю всякие потуги отступить, одновременно затягивая его сущность в свое подсознание.
— Это последний раз, когда мы говорили. Возвращайся к смерти, которой ты принадлежишь.
Он бросил на меня последний изумленный взгляд, а затем исчез, а я ощутил безудержный поток знаний, хлынувший в меня… казалось, их слишком много, чтобы разом осознать, и я совершенно потерял связь с реальностью. Так много знаний, так много опыта, что…
…и, так же быстро, как появился, поток прервался и я вновь обрел себя. Знания оставались в моем разуме, но я исследую их позже. Лишь одна крупица их была важна для меня сейчас — практичная инкарнация не знала, как покинуть это место. Он соврал.
— Проклятье, — пробормотал я. В чертоге не было и следа двух инкарнаций, мною поглощенных. Я обернулся было последней, но заколебался. Почти все, что я узнал о своих прошлых жизнях, не обходилось без мук и страданий. Я хотел говорить с этой инкарнацией и, быть может, узнать о каких- либо своих добрых деяниях. Более того, я чувствовал дружеское отношение к этой инкарнации и хотел излить ей мысли свои и переживания. Но мои друзья, вне всякого сомнения, нуждались во мне, а передо мной пребывало лишь эхо прошлой жизни, эхо, которое я должен вновь вобрать в себя, если хочу выбраться из этой ловушки, в которую угодил.
