созвонимся… — начал сливаться Хохмин, но Ида не дала:
— Подожди, дай я сразу застолблю за собой место свидетеля.
— Может, свидетельницы?
— Нет, — категорично заявила Ида. — Свидетеля. Я же должна проследить, чтобы тебя без казусов сдали в руки Таши.
— Эм… — не оценил шутки Ник. Забавно, конечно, было наблюдать, как Хохмин периодически впадает в состояние ступора головного мозга и не понимает, что над ним шутят. — Ну… Свидетель… Он же… Это ж, ну, мужчина.
— А ты не переживай. Я надену мужской костюм. Даже галстук повяжу.
— Эм…. Я поговорю с Ташей.
— Поговори-поговори, — великодушно разрешила Ида и прервала звонок.
— Ты же не собираешься на этом настаивать? — с сомнением спросил Серж.
— Нет, конечно. После того, как ты отмораживал зад у универов, это сугубо твоя прерогатива, — усмехнулась Ида и наконец-таки вылезла из машины.
Серёжа помог достать вещи из багажника, и он же поднял их на третий этаж, вспомнив-таки, что он сильный мужчина в компании слабой женщины и ребёнка. В подъезде чем-то очень сильно воняло, но, сколько бы Ида не принюхивалась, всё никак не могла разобрать запах. И эта вонь никак не вязалась с чистеньким выкрашенным зелёной краской подъездом, где жили только пожилые люди.
У родителей Иды была привычка рано ложиться спать, потому что каждое утро отец вставал ни свет ни заря и уезжал на близлежащие фермы, а мать всё делала с ним за компанию. Так что Ида, прекрасно помня, как дома всё устроено, не стала звонить, а сразу воспользовалась ключами, потому что время было позднее.
Однако, распахнув дверь, она застыла в изумлении по двум причинам. Во-первых, источником вони оказалась их квартира. Во-вторых, родители не спали. Оба наряженные в банные халаты, они стояли в коридоре и улыбались так широко, что того и гляди лица треснут. Красок картине добавил смрад, который стоял в квартире. У Иды даже проскочила мысль, что её родители решили открыть подпольную кальянную со специфическими видами табака. С говорящими названиями вроде «дохлый скунс» или «протухшая рыба».
— МаБабушка! МаДедушка! — взвизгнула Триш и бросилась к ним так, как и положено обычному ребёнку.
А дедушка, худощавый мужчина преклонного возраста, гены которого доминировали в Иде, подхватил внучку на руки и смачно так, даже слюняво, поцеловал в щёку.
— Радость моя, как же я по тебе скучал!
Триш хихикнула и отстранилась, потому что дед не додумался побриться, и щетина кололась.
А Ида с опаской оглядела коридор, прежде чем войти, — вонь стояла такая, что глаза слезились:
— Что у вас тут случилось?
— Мама рыбу жарила, — пояснил отец, передав Триш на руки бабушке.
Картинка в голове Иды сложилась.
— Огнетушитель понадобился?
— В этот раз без него, — недовольно ответила мать. — Серёжа, проходи! — позвала она Психа, который стоял за спиной у её дочери. — Накормить вас у меня не получилось, так хоть чаем напою.
Ремонт в родительской квартире был старенький, так сказать, со всеми атрибутами постсоветского пространства. Тут тебе и стенка, и сервант, и старинный хрусталь с утками под стеклом. Деревянный пол, обои в цветочек. Даже ковёр на стене имелся. И сколько бы Ида в своё время не билась за то, чтобы сделать ремонт, родители не поддавались, мол, зачем тратить деньги впустую — и так хорошо, главное, что чистенько. А то, что на кухне обои подклеивали уже не первый раз, ничего не значит.
Ида с радостью потратила бы деньги Савельевых на своих родителей, если бы те ей это только позволили. Но ведь они не принимали от неё денег, и приходилось идти на ухищрения. В прошлый свой приезд она под покровом ночи сломала старый холодильник, чтобы утром поохать и поахать, а затем поехать с матерью и купить новый. С этого холодильника до сих пор не сняли плёнку.
До этого она таким же макаром сломала замки на диване-книжке в зале. Потом был долгий спор, потому что родители настаивали, что можно просто поменять замки, а не покупать целый новый диван. И сдались они только тогда, когда Ида сказала, что она покупает диван не им, а Триш, чтобы той было удобно спать, пока они гостят у бабушки с дедушкой.
В прошлом году она засорила унитаз — да так, что его нельзя было прочистить — и с круглыми глазами возмущалась, когда сантехник не смог пробить монтажную пену, который она залила проход. Так, мелкими диверсиями, Ида меняла то одно, то другое, раз уж ей не давали возможность сделать всё и сразу.
Не смотря на позднее время, Серёжка из банальной вежливости перед людьми, которые знали его с детского сада, не смог уйти, и они ещё четверть часа или около того сидели на просторной для двух и совершенно маленькой для пяти человек кухне и пили пустой чай, стараясь дышать через раз и периодически открывать окна, чтобы хоть немного проветрить. Просто открыть все окна в квартире, чтобы продуть этот смрад, бабушка не позволяла — вдруг внученьку продует.
Серёже же, как человеку, давно не переступавшему порог этого дома, пришлось, так сказать, отдуваться и отвечать на вопросы викторины «Как ты? Как жизнь? Что нового?». Благо, длилась она недолго, потому что привыкшие рано ложиться родители быстро выдохлись и вскоре ушли спать. А Ида, проводив Серёжку, разложила диван в гостиной и улеглась вместе с дочерью, гадая, что бы такого сломать в этот раз. Руки так и чесались порезать ковёр на стене, но ей бы такого точно не простили.
Так она и уснула, решив, что завтра непременно подговорит дочь оторвать обои на кухне. Триш же ребёнок — что с неё взять? А обои менять придётся!
Глава 30.1 Ведьмины планы
Есть такая то ли пословица, то ли поговорка: «Хочешь рассмешить бога — расскажи ему о своих планах». Хотя, возможно, это цитата из книги. Но суть не в том, откуда она, а в том, как я применяла эту фразу в отношении своей жизни.
Я никогда и никому не рассказывала о своих планах и желаниях. Может быть, дело в неуверенности или даже боязни, что, если ты озвучишь кому-нибудь свою цель, она перестанет быть такой уж важной. А, может, я просто уродилась в маму — говорят же, что от осинки не растут апельсинки. Вот и Марфа Васильевна никогда и никому ничего не
