Бегать по городу было легче. Даже мотаться шесть раз в полном автобусе от железнодорожной платформы до метро и обратно в поисках парня, о котором говорила баба Глаша, было легче. Я разговаривал с людьми. Я был обаятелен и убедителен. И только сейчас, оставшись наедине с листком бумаги и авторучкой, признался себе, насколько я ни в чем не уверен. С чего я взял, что одиннадцать человек смогут то, чего не смог один? М-да, загадка!
— Я идиот, — пожаловался я вслух. — Я все-таки идиот. Причем пафосный. Почему мне так хочется начать со слова «Земляне»? Зачем мы вообще все это затеяли? Ни черта же не получится.
Лара молча погладила меня по спине. Жалко. Мне было бы легче, если бы она возразила.
— Не злись, — сказала она. — Ты же сам говорил: делай, что должен…
— Я уже тысячу раз сделал, что должен. Когда уже наконец настанет мое «будь что будет»?
Лара не ответила. Только еще раз попросила:
— Не злись.
— Я даже не знаю, как начать. Если не «Земляне», то как? «Операторы всех стран»?!
— Начни со слова «Здравствуйте», — сказала Лара таким голосом, что стало ясно: она вот-вот заснет. — Дальше будет легче.
— Хм…
Я перевернул многострадальный листок на мятую, но чистую сторону и написал сверху:
«Здравствуйте!»
Мне действительно стало легче.
Здравствуйте, подумал я. Или даже привет.
Привет, я один из тех, кто разговаривает в автобусе.
Впрочем, если вы меня сейчас слышите, значит, мы с вами одной крови.
В условленный час пришли не все. Не хватало молодого старичка. Его обычное лежбище — пара картонных коробок в крытом загончике для мусорных контейнеров — тоже пустовало. Видимо, бутылка водки, выданная авансом, была стратегической ошибкой, хочется верить, не роковой. Так даже лучше, рассудил я. Во-первых, с ним нас вполне могли не пустить даже в арендованную на четыре часа «Газель», во-вторых, число десять внушало дополнительную надежду.
Могло быть и хуже. В какой-то момент этой ночи, когда я отчаялся заснуть и начал просто считать минуты до рассвета, меня посетила необъяснимая уверенность, что никто не придет.
— Ну что, по машинам? — спросил я.
Эта была очень странная поездка очень странной группы людей, девять человек из которой плохо представляли, зачем их собрали вместе, а десятый только делал вид, будто представляет хорошо. В дороге почти не разговаривали, только баба Глаша и Николай изредка о чем-то перешептывались, да у парня по имени Игорь случился короткий сеанс. Обычный сеанс, не широковещательный, «Не видать вам моих денег, сволочи! Ни копейки не видать! Вот сейчас сожгу сберкнижку! И облигации. И ваучер. Где же спички? Почему перестали продавать спички?» и еще пара фраз неразборчиво. Даже водитель маршрутки ничего не заподозрил. Слава Богу, наша двенадцатилетняя мучительница пока молчала, а то бы он сильно удивился.
На место прибыли даже раньше, чем я рассчитывал, без десяти девять. В субботнее утро народу в парке было немного. По пути к стеле мы повстречали только десяток роллеров, десяток байкеров и небольшую стайку готов. От сердца отлегло: на фоне разномастных неформалов наша группа выглядела островком адекватности.
У стелы все остановились, а я испытал еще один острейший приступ неуверенности ни в чем. Необходимо было что-то сказать, но слова путались в голове, и начало вышло заупокойным.
— Спасибо, что пришли… — Я прочистил горло. — Не знаю, что из этого выйдет. Даже если ничего не получится…
— Ближе к делу, — поторопил Николай.
Я почувствовал Ларину ладошку в своей и немного успокоился.
— Да. Давайте возьмемся за руки.
Мы образовали неровный круг, по правую руку от меня встала Лара, по левую — женщина средних лет в косынке, баба Глаша представила ее как Лизавету.
— Сейчас я буду говорить текст, а вы, пожалуйста, повторяйте его за мной, хотите — вслух, хотите — про себя. Лучше, наверное, вслух. Сейчас…
Я на секунду отпустил Ларину руку, чтобы заглянуть в шпаргалку. Слова, повторенные сотню раз за ночь, куда-то улетучились из памяти.
— Здравствуйте, — шепнула на ухо Лара, и я с благодарностью пожал ее руку.
— Здравствуйте. Ну, повторяйте же.
— Здра-а-авствуйте…
Ответ вышел нестройным, как у младшеклассников после летних каникул.
— Если вы меня сейчас слышите, значит, вы один из нас, — продолжил я. — Я называю нас операторами односторонней связи. Кто-то, возможно, по-другому.
— Божьи уши, — сказала Лизавета.
— Что?
— Мы слышим слова, адресованные Ему, значит, мы — Божьи уши.
— Хорошо. Давайте не отвлекаться. На чем я остановился?
— Начни с начала, — подсказала баба Глаша.
— Здравствуйте, — сказал я.
— Здравствуйте!!! — ответило девять голосов, на этот раз более слаженно.
Кажется, они начали понимать, зачем их подняли в такую рань и увезли в такую даль.
— Если вы меня сейчас слышите, значит, вы один из нас. Эту фразу повторили дважды: сначала мои спутники, а следом за ними — эхо, отразившееся от стен музея.
К моменту окончания речи я испытывал одновременно полный упадок сил и мощный эмоциональный подъем. Что бы ни вышло из нашей затеи, мы хотя бы попытались. Оставалось только ждать.
Правда, ждать было труднее всего.
Мы стояли, глазели по сторонам, пытались о чем-то разговаривать, но минут через десять снова без чьей-либо команды собрались в круг.
— Давайте-ка еще разок, — сказала баба Глаша, и мы взялись за руки.
— Я сотни раз пропускал через себя чужую боль и страх…
— Мы сотни раз пропускали через себя чужую боль и страх…
— Позвольте мне хоть раз поделиться моими собственными…
— Позвольте нам…
Во второй раз у нас получилось лучше. Я чувствовал: мои спутники не просто повторяют мои слова, но прогоняют их через сердце, через собственный жизненный опыт, через годы вынужденного одиночества. Все-таки между нами очень много общего. Куда больше, чем между обычными людьми.
— И если ты устал от этой жизни так же, как я, — приходи. Я жду тебя прямо сейчас. В парке Победы. На Поклонной горе. Возле стелы.
— Мы ждем тебя…
Есть такой способ избавления от икоты: нужно сделать полный выдох. Потом еще один. И еще. Вдыхать между выдохами нельзя. Вот таким я себя и чувствовал — полностью выдохшимся — после нашего группового сеанса обратной связи. Я выпустил наружу все, что очень долго копилось внутри, и теперь мог только сидеть на каменной ступеньке и смотреть на выход из метро.
Иногда оттуда появлялись люди, но, к сожалению, по большей части с роликами или скейтами. Потом одна пара, пожилой мужчина и девушка лет двадцати, по всей видимости, внучка, направились прямо к нам — только для того, чтобы возложить букет к ногам богини победы.
