— Мои глубочайшие соболезнования королевской семье и всему народу Союза в этот черный день. Но неужели это действительно необходимо? — он кивнул на длинную цепь, обмотанную вокруг его обнаженного тела.
— Необходимо. Если вы тот, кем мы вас считаем.
— Понятно. Могу я спросить: что-то меняется оттого, что я никоим образом не виновен в этом отвратительном преступлении?
«Вряд ли. Даже если невиновен».
Глокта бросил на стол окровавленный кусок ткани.
— Это было зажато в кулаке принца. — Тулкис озадаченно нахмурился. Как будто видит в первый раз. — Кусок полностью совпадает с дыркой в одежде, найденной в вашей комнате. На одежде также многочисленные пятна крови. — Тулкис смотрел на Глокту широко раскрытыми глазами, словно понятия не имел, как это там оказалось. — Как вы это объясните?
Посланник наклонился над столом, как только позволяли связанные за спиной руки, и заговорил быстро и тихо.
— Пожалуйста, послушайте меня, наставник. Если агенты пророка узнали о моей миссии — а они рано или поздно узнаю́т все, — то не остановятся ни перед чем, чтобы провалить ее. Вы знаете, на что они способны. Если вы накажете меня за это преступление, вы нанесете оскорбление императору. Вы ударите по руке, протянутой в знак дружбы, и еще ударите по щеке. Он поклянется отомстить, а когда Уфман-уль-Дошт дает клятву… моя жизнь не значит ничего, но миссия не должна провалиться. Последствия… для наших обеих стран… пожалуйста, наставник, умоляю… Я знаю, что вы человек с открытым разумом…
— Открытый разум — как открытая рана, — прорычал Глокта. — Уязвим для яда. Доступен гниению. И причиняет владельцу только боль.
Он кивнул Инею, и альбинос аккуратно положил на стол лист с признанием и кончиками пальцев подвинул к Тулкису. Рядом он поставил чернильницу и открыл медную крышку, положив рядом перо. Четко и аккуратно — любой начальник был бы доволен.
— Это ваше признание. — Глокта махнул рукой в сторону листа. — Если вы не поняли.
— Я невиновен, — пробормотал Тулкис еле слышно.
Глокта скорчил раздраженную гримасу.
— Вас никогда прежде не пытали?
— Нет.
— А видели когда-нибудь, как это делают?
Тулкис сглотнул. Видел.
— Тогда имеете некоторое представление, чего ожидать. — Иней поднял крышку коробки Глокты. Маленькие лотки приподнялись и разложились веером, выставляя на обозрение инструменты Глокты во всем их завораживающем, зловещем великолепии. Глокта взглянул в глаза Тулкиса, полные страха и очарования.
— В этом деле я лучший. — Глокта вздохнул и сложил перед собой руки. — Гордиться тут нечем. Но это так, иначе вы бы не были тут. Я говорю вам это, чтобы не осталось никаких сомнений. Чтобы вы отвечали на мой следующий вопрос без иллюзий. Посмотрите на меня. — Он подождал, пока Тулкис поднимет взгляд. — Вы подпишете признание?
— Я невиновен, — прошептал посланник после недолгого молчания.
— Я спрашивал не об этом. Спрошу еще раз: вы подпишете признание?
— Я не могу.
Они уставились друг на друга, и у Глокты не осталось сомнений.
«Он невиновен. Если он смог перебраться через стену дворца и проникнуть внутрь незамеченным, то, конечно, мог бы улизнуть из Агронта и исчезнуть, прежде чем мы спохватимся. А он остался, заснул, оставил окровавленную одежду в шкафу дожидаться, когда мы ее найдем. Такие кричащие подсказки, что слепой разберет. Нас пытаются надуть, и даже не очень изящно. Наказать невиновного — это одно. Но позволить делать из себя дурака — совсем другое».
— Один момент, — пробормотал Глокта. Он с трудом выбрался из кресла, добрался до двери, тщательно прикрыл ее за собой, морщась, доковылял до соседней комнаты и вошел.
— Какого черта вам тут надо? — зарычал архилектор.
Глокта склонил голову в позе глубочайшего уважения.
— Я пытаюсь установить истину, ваше преосвященство…
— Установить что? Закрытый совет ждет признания, а вы тут чепуху несете?
Глокта посмотрел архилектору в глаза.
— А если он не лжет? Если император действительно жаждет мира? Если он невиновен?
Сульт смотрел, словно не верил своим ушам.
— Вы в Гуркхуле потеряли зубы или мозги? Кого волнует невиновность? Нас заботит только то, что требуется сделать! Нас заботит то, что необходимо! Нас заботит только бумага с чернилами, вы… вы… — У него чуть пена изо рта не пошла, он яростно сжимал и разжимал кулаки. — Вы — хромой огрызок! Заставьте его подписать, покончим с этим и отправимся лизать задницы представителям открытого совета!
Глокта поклонился еще ниже.
— Разумеется, ваше преосвященство.
— Ну что, ваше извращенное пристрастие к истине не доставит мне больше хлопот сегодня? Я, конечно, предпочитаю действовать аккуратно, но я вырву у него признание любым способом! Мне позвать Гойла?
— Разумеется, нет, ваше преосвященство.
— Тогда идите, черт побери, и заставьте его подписать!
* * *
Глокта, шаркая, вышел из своей комнаты, покрутил головой в разные стороны, потер больные ладони, помял ноющие плечи и услышал, как щелкают суставы. Тяжелый допрос. Секутор сидел, скрестив ноги, на полу, откинув голову на грязную стену.
— Подписал?
— Разумеется.
— Мило. Еще одна загадка разгадана, да, начальник?
— Сомневаюсь. Он не едок. Совсем не такой, как Шикель. Он чувствует боль, поверь мне.
Секутор пожал плечами.
— Она говорила, что у каждого свой талант.
— Говорила.
«И все же».
Глокта, размышляя, вытер слезящиеся глаза. Кто-то убил принца. Кому-то выгодна его смерть. «Хотел бы я знать, кому — даже если никто больше не хочет этого знать».
— Есть еще вопросы, которые я должен задать. Охранник у спальни принца прошлой ночью — я хочу с ним поговорить.
Практик поднял брови.
— Зачем? Мы получили бумагу, разве нет?
— Просто приведи его.
Секутор расплел ноги и подскочил.
— Ладно, вы начальник. — Он оттолкнулся от грязной стены и двинулся по коридору. — Один рыцарь-телохранитель, будет исполнено.
— Вы спали? — спросил Пайк, почесывая менее обгорелую сторону искалеченного лица.
— Нет. А вы?
Сержант, бывший заключенный, отрицательно покачал головой.
— Уже несколько дней, — тоскливо пробормотал Челенгорм. Он прикрый ладонью глаза и посмотрел на северный хребет, на рваную линию леса на фоне серо-стального неба. — Дивизия Поулдера уже отправилась?
— Еще до рассвета, — сказал Вест. — Скоро должны сообщить, что заняли позиции. А теперь, похоже, и Крой готов выступать. По крайней мере, нужно признать, что он пунктуален.
