— Я теперь ничья госпожа, добрый господин. — Женщина криво улыбнулась и набросилась на еду с далеко не изысканной жадностью. — Просто Фрала Шернасдир.
— Выпустите нас, — настойчиво потребовала бабка. — Если мы соединим руки, то сможем работать вместе!
Пока Райшед освобождал старуху, я отомкнула замки клетки одной из сестер Фралы. Когда я распахнула дверь, женщина сжала мою руку.
— Гислин Шернасдир будет благодарна тебе до конца жизни. — В ее пылких словах звучала официальность, плохо соответствующая ее испачканному зеленому платью и чумазому лицу.
— Не за что.
Я двинулась к следующей сестре, которая в отчаянии гремела решеткой. Райшед тем временем освободил двух девушек. Они бросились друг к другу в объятия и замерли, дрожа.
— Соберитесь с мыслями, — рявкнула бабка. — Забудьте вашу боль и ваши животы и сосредоточьтесь на главном.
Ну конечно, поняла я запоздало. Олрет держал их в этой грязи не просто из мести. Он хотел, чтобы физические неудобства ослабили их способность творить Высшее Искусство, а еще лучше — совсем ее подавили. Я порылась в своей котомке в поисках еды, припрятанной там Греном, и поделила ее между Гислин, ее сестрой и их дочерьми.
Райшед отдал старухе помятый кусок колбасы и снял с пояса бутылку с водой.
— Шив…
Маг нетерпеливо махнул рукой.
— Кто-то поднимается по лестнице. — Он спрятался за дверью, наблюдая в щелку у петель.
Женщины окаменели, забыв про еду. Райшед прижался к стене возле открытого проема и поднял меч.
— Шив, ты можешь ее запереть?
Настойчивый свист пронзил напряженную тишину.
— Нет, подожди. — Я оставила свои последние дротики в сумке. — Это наши.
Райшед что-то зло пробормотал. Шив не закрыл дверь, и я быстро выглянула наружу. Сорград и Грен бежали по коридору с противоположной лестницы. Каждый нес на плече узел с вещами, сжимая в свободной руке кинжал.
— Сюда! — Я поманила их внутрь, и братья сбросили свою ношу, которая приглушенно звякнула.
— Нашли время красть! — рассердилась я.
Сорград невинно поднял брови. В его голубых глазах не было ни капли раскаяния.
— Тебе не нужны келларинские артефакты? — Узорчатая ткань упала в сторону, открывая блеск древней стали и медной оковки рукояти кинжала. — Возможно, последние, которых вам недостает?
Грен тоже ухмылялся.
— Все, что не понадобится Гуиналь, наше, запомните.
— Ты выделишь мне долю, или я тебе уши оторву. — Я невольно улыбнулась, пока не увидела кровь на клинке Грена. — Кого ты убил, чтобы это добыть?
— Никого, — запротестовал оскорбленный горец. — Это кровь мельника. Сиделка чуть не описалась и унеслась как ошпаренная.
— Я догадался, что Олрет спрятал ценности в той комнате, где лежит его сын, — ответил Сорград на невысказанный вопрос Райшеда, подбивая воина на какую-нибудь резкость.
Грен уже отбросил эту тему и повернулся к женщинам, которые с живым любопытством смотрели на братьев.
— Сударыни, мое почтение. — Он низко поклонился им, затем подмигнул мне. — И зачем мы так старались вымыться?
Райшед думал о более важных вещах.
— Шив, вытаскивай нас отсюда.
Прежде чем маг успел ответить, старуха поперхнулась колбасой.
— Олрет идет, — задыхаясь, промолвила она.
Три ее дочери мгновенно соединили руки. Фрала стояла в центре.
— Быстрее. — Гислин настойчиво поманила свою дочь и племянницу.
Бабка проковыляла к другому концу шеренги, а маленькая девочка спрятала лицо в юбках Фралы.
— Придется рискнуть, — сжал челюсти Шив.
— Нет!
— Гуиналь? — Я знала, что барышни здесь нет, но не удержалась и огляделась по сторонам.
— Что? — Райшед и Шив уставились на меня так, словно я потеряла рассудок.
— Ливак, это я.
Я снова услышала голос дворянки, но, судя по растерянным лицам окружающих, я была единственной, кто его слышал.
— Не позволяй Шиву творить никакую магию, — торопливо продолжала барышня. — Олрет его убьет.
— Никаких чар, Шив. Гуиналь говорит, никаких чар. — Я изо всех сил пыталась одновременно слушать ее и говорить. — Узара гадает на нас, а Гуиналь творит свое Высшее Искусство через его чары.
— Как они это делают? — Шив был заинтригован.
— Это не может подождать? — Я бросила на него свирепый взгляд. — Просто запомни, тебе нельзя творить никакую магию без защиты Высшего Искусства, иначе Олрет тебя убьет!
— Мечи убьют нас куда быстрее. — Сорград стоял у двери, Грен рядом с ним. — Сюда идет полкогорты, не меньше.
Топот кованых сапог зловещим эхом раздавался на каменной лестнице.
— Закройте дверь, — приказал Райшед. — Кто-нибудь из вас, заприте ее. — Он махнул мечом в сторону женщин.
Лязгнули засовы, и я сосредоточилась на далеком голосе Гуиналь.
— Я должна поговорить с адептами, которых ты нашла. Присоединись к их шеренге.
Мне ужасно не хотелось это делать, и не только потому, что рука ближайшей ко мне девушки была такой грязной. Но положение становилось безвыходным, и я схватилась за нее.
Комната вокруг потускнела, и я испугалась, что падаю в обморок. А затем вдруг поняла, что оказалась заперта в уголке собственного разума. Моим телом, моим голосом, моими жестами управляла воля Гуиналь. Я могла видеть все своими глазами, но смотреть могла только вперед, словно в подзорную трубу Райшеда. Я старалась успокоить панику, нарастающую внутри меня, пока не осознала, что кричать, протестовать и сражаться с заклинанием просто бесполезно. Я не имела ни голоса, чтобы позвать на помощь, ни силы, чтобы дать сдачи.
— Я Гуиналь Тор Приминаль, служительница Ларазион, присягнувшая учению Острина. — Она заговорила моими губами и протянула мою руку к старухе. — Вы поможете мне во имя всего, что считаете святым?
— Мы поможем. — Голоса всех шестерых эльетиммских адептов эхом раздались в моей голове, когда бабка взяла руку Гуиналь, чтобы завершить смотрящий внутрь круг.
На комнату мгновенно наложились новые образы, мимолетные видения сменяли друг друга: Сатайфер и отвоеванная у пиратов стоянка, Витрансель и оживленная рыночная площадь, Эдисгессет и суровое царство горняков. Каждое место и каждый человек в этих образах были так же постоянны и так же эфемерны, как реальность, которой я больше не чувствовала под ногами, которая мне больше не принадлежала. Что-то застыло вокруг меня, затем Гуиналь разбила это нечто, как разбивают зимний лед, чтобы открыть под ним быстро текущие тайны реки. Никогда не играй на замерзшей реке, предупреждала меня мать, путая красочными рассказами о детях, которых унесло под лед. Те дети утонули, не сумев пробиться к воздуху и свету. Но страх, который я испытывала тогда, был ничто по сравнению с ужасом, парализующим меня сейчас, хотя я ощущала, что женщины Шернасекка, давно лишенные своего источника силы, тянутся к этому эфирному потоку с отчаянной жаждой путников, заблудившихся в безводной пустыне.
