– Ты думаешь, что ты самый лучший в племени, жалкий хромой колдун? Ты думаешь, что на тебя не найдётся управы? Не волнуйся, я и тебе смогу рано или поздно подсыпать яда в вино или пиво, у моей матери его на всё ваше собачье племя хватит. Все вы передохнете когда-нибудь! Заснёте, как Лаала, и никогда не проснётесь.
Каково же было его удивление, когда мы вышли из пещеры вдвоём. Харн завыл, упал на колени и стал клясться, что он наговорил спьяну всяких глупостей, но это не возымело никакого действия. Старый Ахорн взял его за шиворот и отволок к вождю. Я там не был, но Ахорн рассказал мне потом, что отец был в изумлении, когда услышал о том, что его приёмный сын, которого он так любил, отравил с помощью своей матери жену родного сына. Тотчас были посланы гонцы во все кланы и уже на следующий день он был допрошен. Рауда знала, что её ждёт и ещё до суда отравилась своим собственным ядом. На суде под воздействием колдовской силы Ахорна Харн рассказал обо всём, даже о том, почему его мать бежала из города людей, где она тоже отравила трёх орков, своего мужа и двух его детей, после чего оседлала валгатра, навьючила двух других присвоенным добром и ускакала в степь, но в конце концов поняв, что её там ждёт, подалась в наши горы. Приговор был обычным для таких случаев. Харна приговорили к смерти и вождь приказал размозжить ему боевой дубиной голову, а поскольку пострадавшим был признан я, то эту казнь возложили на меня. Убивать безоружного, даже такого мерзавца, как Харн, было противно моей душе и я велел дать ему доспех, лук с полным колчаном стрел, дубину по руке, а сам разделся по пояс, взял в руки одну только дубину и сел верхом на неосёдланного валгатра с одной только уздечкой. Валгатр к тому же был чужой и не знал меня, как всадника, но я быстро усмирил его и пока возился с ним, Харн ускакал на своём валгатре, одном из самых быстрых во всём племени, довольно далеко. Зима уже укрыла горы снегом, но в степи он ещё не лежал, что ничего не меняло. Этот трус так и не успел доскакать до степи. Услышав рёв моего валгатра, он стал на полном скаку пускать в меня одну стрел за другой, но большую их часть я отбросил пользуясь своей колдовской силой, её во мне к тому времени прибыло не мало, а от остальных просто увернулся и когда Харн расстрелял все свои стрелы, он тоскливо завыл и во весь опор пустился наутёк. Вот тут-то я и пустил в ход свою дубину, но прежде догнал, заставил его валгатра остановиться и Харну пришлось взглянут в лицо своей смерти. Он пытался отбить мою дубину, но я умел сражаться не хуже своего отца и с первого же удара разнес его башку вдребезги, после чего снял с него всё, что хоть как-то могло указать на принадлежность этого мерзавца к племени Горных Волков, чтобы не позорить его, собрал все стрелы, за наконечники были уплачены деньги, и, не обтирая их от земли, сложил в колчан остриями вверх, после чего вернулся к родным пещерам и передал узду боевого валгатра в руки хозяина. Если бы я скакал на своём валгатре, то мне не была бы нужна даже уздечка и у Харна не было бы ни единого шанса сбежать. Воины встретили меня с молчанием и каким-то затаённым ужасом в глазах, от чего я закричал в гневе:
– Вы что же считаете, что я действительно чёрный колдун, раз убил этого мерзавца дубиной с одного удара, а он так и не смог попасть в меня ни одной стрелой? Отвечайте, заклинаю вас Творцом Ардфеором! – Однако, мне никто не ответил и тогда я плюнул воинам под ноги и сказал – Ноги моей здесь не будет, неблагодарные, злобные собаки. Всеми благами, которые я дал вам силой своего ума и мужеством, вы можете пользоваться и дальше. Мои друзья не отвернутся от вас, я об этом побеспокоюсь, хотя отныне и не принадлежу к Горным Волкам. Если вы не уподобитесь Харну, то будете жить безбедно, но заклинаю вас, не вздумайте косо взглянуть на моего мудрого учителя и друга Ахорна. Если я узнаю о том, что кто-то навредил ему хоть чем-то, того ждет участь Харна. Поэтому берегите его, он самый великий колдун всего Восточного предела Эннонанда и теперь благополучие вашего племени зависит только от него. – Посмотрев на своего отца, смотревшего на меня с ужасом, я сказал ему – Отец, ты не дождёшься, чтобы я проклял тебя, а сам можешь проклинать меня сколько угодно, но помни, сегодня ты потерял не одного, а сразу двух сыновей. Впрочем, ты все эти годы ошибался, Харн ненавидел тебя так же, как и меня. Ну, а вы Горные Волки, понесли куда большую потерю, чем думаете, вы потеряли сегодня вашего самого верного защитника, колдуна-воина Хромого Уруга. Он умер для вас.
После этого я пошел в нашу с Ахорном пещеру, оделся в одежду, которую купил себе в Вердене, взял эльфийское драконье седло, что для меня раздобыл где-то Роберт, свой лук, два больших колчана со стрелами, собрал себе в дорогу съестного, теперь в нашем племени уже стали забывать о том, что такое голод, и пешком ушел в горы. Возле пещер не стояло ни одного орка и даже отец не вышел, чтобы проводить меня. В этот зимний, непогожий день не стало Уруга. Я престал отзываться на это имя и взял себе имя Осейн, а вскоре мои новые друзья, с которыми я познакомился в Ородагарваоне, стали называть меня Осейн Канорфенум, то есть Осейн Командующий Драконами и с таким именем я прожил почти шестьдесят пять лет.
Услышав это имя, Кир изумлённо воскликнул:
– Ты Осейн Канорфенум, друг Итилгаила? Чёрт меня побери!
Тот, о ком владыка Итилгаил рассказывал ему, как о лучшем из всех орков Адамминена, тот кто когда-то научил эльфов не только дрессировать малышей, но и приманивать молодых и даже взрослых драконов и кого он, считая погибшим, мечтал разыскать в Золотых мирах, сидел на бревне напротив Кира. Теперь ему стало ясно, почему Хромой Уруг так свободно чувствовал себя в эльфийской одежде, хотя и не относился к ней с должным уважением и мог запросто вытереть о неё свои руки. Осейн Канорфенум всегда любил подчеркнуть, что он по-прежнему орк и даже прекрасная Лайрениэль так и не смогла избавить своего возлюбленного от этой привычки. Тетюр, когда ему понадобилось назвать орочье имя, машинально назвался Осейном, так как именно это имя эльфы называли чаще других. Орк между тем скромно потупил взор и тихим голосом сказал:
– Да, владыка Итилгаил мой друг и моё сердце болит непереносимой болью о нём, человек. Жив ли он? Ведь на эльфов в первую очередь должна была обрушиться ненависть тех чёрных тварей, которые я породил благодаря своей злой судьбе.
Козмо вскочил от возбуждения на ноги и заорал:
– Осейн, старина, жив твой друг, жив! Ничего с ним не сделалось, как и со всеми остальными эльфами, а вот всю эту чёрную сволочь мы перебили. Более того, старый чертяка, жива живёхонька и твоя жена Лайриниэль, как живы и все трое твоих сыновей и они ждут тебя. Лайриниэль даже не ушла из-за тебя в Золотые миры и уже очень скоро ты её увидишь, но лично я считаю, что с этим не стоит торопиться, парень. Прежде, чем мы доставим тебя в её замок, ты нам обо всём расскажешь. Нам очень хочется узнать всё первыми. А то потом к тебе не пробьёшься через толпы эльфов, которые тебя окружат.
