Никогда не понимал, отчего женщины так любят «серьезные разговоры». Честное слово, проще уничтожить десять армий, чем пройти через подобную сцену.
Мы долго стояли в обнимку. Я поцеловал ее в макушку, вынул шпильки из прически, выпустив на волю водопад каштановых волос, и теперь гладил их, пропуская пряди меж пальцами. Франческа прижималась ко мне и молчала. Странно, но я чувствовал не столько счастье, сколько облегчение. Облегчение и нежность.
Потом она чуть отстранилась и снова спросила:
— А что дальше?
— Все, чего захочешь. — Меня словно прорвало, и я понес легкомысленную чушь, отгораживаясь незначащими словами от слишком мучительной откровенности. — Хочешь — женюсь на тебе? Хоть по людским законам, хоть по законам фэйри. Кстати, второе может получиться забавно. Поправь, если ошибаюсь, но юридически это будет примерно как если бы я на Гейле жениться вздумал, нет?
Франческа кивнула.
— Отлично, пошли жениться! Старые перечницы взвоют.
Она прыснула:
— Ты неисправим.
— Это плохо?
— Это прекрасно. Пожалуйста, не меняйся.
— Не буду. Так что насчет женитьбы? Могу хоть прямо сейчас устроить.
Мысль о браке неожиданно показалась привлекательной.
Она покачала головой. Пальцы коснулись моей щеки, погладили порезы, оставшиеся после бритья:
— Не получится. По закону ты не можешь жениться на мне, пока я ношу ошейник.
— Совсем не могу? — на всякий случай уточнил я. — Никаких лазеек?
Грустная улыбка и кивок. Мне стало досадно.
— А если я сниму…
Она не дала договорить:
— Не надо!
— Знаю-знаю, — я крепче сжал ее в объятиях. — Как раз хотел сказать, что это не выход. Ладно, потом разберусь в механике заклятия и попробую повторить. Тогда и снимем с тебя эту штуку.
Жаль, конечно, что ошейник придется снять, он смотрится демонски соблазнительно. Ну и Черная с ним…
— Не важно. В мире фэйри это не имеет особого смысла.
Верно. Брак для жителей Изнанки — политический или имущественный союз. В остальном им плевать на приличия. Какая разница, кто в чьей постели проводит время? Мудрые ребята.
Я провел пальцем по краю ошейника:
— Разве тебя не унижает носить его?
— Унижает ли брачный браслет?
— Сравнила!
— Пока ты им не пользуешься, это — просто кусок кожи. Он не может унизить. И… тебе ведь нравится, что я его ношу?
— Что, так заметно?
Вместо ответа она снова улыбнулась — понимающе и чуть насмешливо, с каким-то тайным женским превосходством.
— Хорошо, но браслет я тоже хочу на тебя надеть. Ерунда, конечно, эти человеческие браки, но лучше, чем ничего.
Франческа покачала головой, и я изумился:
— Почему?
— Понимаешь… — она замялась. — Я замужем.
— ЧТО?!
Я мгновенно закаменел:
— Тот стряпчий, не так ли?! Мне снова сделать вас вдовой, леди?
— Элвин, прекрати!
— Поверьте, мне будет только в радость оказать вам эту маленькую услугу!
— Отпусти! Ты делаешь мне больно!
— Ты мне тоже, — я опомнился и разжал пальцы. На ее руке чуть повыше локтя остались красные следы.
— Дурак!
— Дурак, — согласился я. — Прости за синяки. За стряпчего прощать не надо. Пока рано.
Глаза Франчески потемнели от гнева:
— Элвин, прекрати! Да, я люблю тебя — ты, эгоистичное, самодовольное, ранимое чудовище. Но если ты хочешь, чтобы я была рядом, уважай хоть немного мои желания!
— И чего вы хотите, леди? Чтобы я пощадил вашего стряпчего?
— Выслушай меня для начала!
— Хорошо. Я слушаю.
— Бакерсон здесь ни при чем. Я не видела его с того дня.
— Тогда кто он?
— Обычный человек. Нет, не говори ничего, — перебила она меня прежде, чем я успел сказать очередную гадость, о которой потом непременно пожалел бы. — Я встретила его через два года после твоего отъезда. Не важно, как его звали и чем он занимался. Я просто хотела вернуться к обычной жизни. Той, которую ты отобрал. Он был милый — такой заботливый, влюбленный… Нет, молчи, — ее ладонь хлопнула по моим губам, заталкивая обратно все колкости, что я собирался сказать. — Я ушла от него через восемь месяцев. Не знаю, что ты со мной сделал, но я отравлена тобой. Мне казалось, я умру рядом с ним со скуки. Такой правильный, предсказуемый. Каждый раз, когда он изрекал банальности, я думала, что бы ты сказал на его месте.
Она перевела дыхание и продолжала, уже спокойнее:
— Он слушался меня во всем. Делал все, что я хотела. А мне казалось, я задыхаюсь. Я искала сопротивления, а он уступал. Это напоминало фарс. Я становилась себе отвратительна. И я ушла… Поэтому, — продолжала она жестким тоном. — Ты не будешь убивать его, Элвин. Ты вообще не будешь больше меня спрашивать о нем. Нам не надо искушений. Я останусь с тобой, только если ты поклянешься в этом.
— Вы просите слишком многого, леди.
— Не думаю.
Она смотрела на меня спокойно и ясно, и я почувствовал, как гнев утихает. Подумал, что умираю от желания увидеть ее обнаженной, прикоснуться к ней. И что потерять ее будет самой большой ошибкой в моей богатой на ошибки жизни.
— Ладно, твоя взяла. Клянусь. Тот парень — идиот, что отпустил тебя, но я буду умнее.
Франческа встала на цыпочки и поцеловала меня в уголок рта:
— Все это — прошлое, Элвин. Оно не важно.
Франческа
Я забыла, как это бывает, как это было у нас. Может, потому, что с Джеффри никогда не испытывала подобного. С ним все было предсказуемо, понятно. Было много тепла и заботы. Но этого мучительно-приятного плотского голода — никогда.
Мой муж был пуристом, строгим последователем Священных Заветов. Правил, лежащих в основе основ. Он хорошо помнил, что постельные утехи для женщины — занятие гадкое и стыдное, поэтому старался лишний раз не докучать мне приставаниями.
Пару раз я пыталась приласкать его, но тут же прекращала, наткнувшись на изумление. Чистая, непорочная, достойная обожания Франческа, которую он себе придумал, не могла получать удовольствие от всякой грязи — это удел шлюх. А приличным женщинам полагается лежать тихо и терпеть, позволяя мужчине утолить свою похоть.
Мне было обидно, когда Джеффри с удивлением и даже некоторым негодованием отстранялся после моих ласк. И желание уходило.
А потом оно прошло совсем. И я стала показывать, что мне неприятны прикосновения. Муж отнесся к этому с пониманием. Он вообще любил демонстрировать, как он меня понимает.
И теперь мой первый поцелуй похож на наши с Джеффри — невинный, почти сестринский. Легкое прикосновение к краю сухих губ.
