Поискал щит...
— Это ищешь? — Шрев покачал колокольчиком, зажатым в левой руке. — Как видишь, половина целей моего путешествия за тобой выполнена. Осталась вторая.
Он вытер рукавом слезящийся глаз, отчего колокольчик слабо тренькнул.
— Когда ты вдоволь насидишься в подвале, обязательно научишь меня превращать безделицу в щит. Полагаю, это прошлая эпоха. А может, еще более ранняя. Обожаю такие артефакты, мой юный фокусник.
Вир побежал к телу ближайшего убитого стражника, провожаемый насмешливым взглядом сойки, поднял с земли короткий протазан с фигурным наконечником, на первый взгляд больше декоративным, церемониальным, а не боевым.
Но только на первый.
— Сколько бабка тебе набила на спину? Три? Четыре рисунка? Давай-ка глянем, на что ты способен.
В Вире пробудилась та же холодная ярость, что и в тот день, когда в дом к Бланке пришли незваные гости. Он, оскалив зубы, напал.
«Скорпион танцует на горячем песке», «Скорпион спасается от клюва аиста», «Скорпион встречает горячий ветер», «Скорпион поднимает клешни к солнцу».
Вир был очень быстр, но Шрев ничуть не смешался от такого напора и, когда «Скорпион пил росу с колючек кактуса», легко, издевательски играючи использовал первый из своих талантов и перерубил древко протазана ребром ладони. Опасный наконечник, кленовым семечком кружась в воздухе, упорхнул на неведомую высоту, а древко было вырвано из рук Вира и почти сразу же использовано против него.
Он среагировал правильно, двинулся влево, видя движение руки противника, пытаясь разминуться с ударом, но этот Шрев был слишком хорош. Даже для Вира, в котором проснулась память рыцарей из прошлого с сотнями поединков и боев. Тяжелая двенадцатигранная, окованная железом палка врезалась справа в теменную кость, и та треснула, не выдержав сильного удара.
Сработал инстинкт. Не его. Чужой. Кого-то того, неведомого ему, безымянного голоса, давно ушедшего в мир солнц и лун. За долю секунды до того, как сойка проломил ему череп, исчез светлячок, и Вир излечился прежде, чем успел потерять сознание.
Даже прежде, чем понял, что произошло.
— Ого! — с уважением чуть поклонился Шрев. — Быстро соображаешь. Итак, у нас уже несколько талантов. Давай-ка выудим следующий.
Он подцепил ногой валявшийся возле мертвого солдата корд, пнул оружие к Виру. Оно прозвенело по камням моста, остановилось возле левого ботинка.
— Давай, молокосос. Прежде чем окажешься в мешке, точно строптивый поросенок, хотя бы побарахтайся.
Вир ударил по клинку, словно это был мяч. Мощно, быстро, неожиданно. Талант усилил удар, раскалил клинок, и тот сверкнул в ночи золотой монетой, нет, настоящей молнией, влетел в сойку.
Полыхнуло совершенно беззвучно, Вир отшатнулся, когда жарко взорвалась радуга. Во все стороны плеснули раскаленные разноцветные крупные капли горячего металла, едва корд столкнулся с преградой, созданной Шревом, и разлетелся на сотни частей.
Капли упали на камни, перила, колонны, поврежденную статую Родриго Первого, в русло пересохшей реки и остались сиять опасными красными, желтыми, зелеными, синими шипящими угольками.
Густой мрак по краям улиц за то время, что Лавиани провела в порту, не стал привлекательнее. Кожу пощипывало от ощущения, что мёртвая Риона пялится на нее всеми пустыми окнами.
Гадкое ощущение. Почти такое же гадкое, как мокрая одежда, противно липнущая к телу, оставляющая темные пятна на мостовой. Сойка чувствовала себя нервной, напряженной, и у нее из головы не шел разговор с герцогиней. Правильно ли она поступила, отказав ей? Этот проклятущий червячок сомнения, сомнения ей не присущего, грыз изнутри, где-то чуть ниже грудины, то и дело поднимаясь, скользя холодным жгутом по внутренностям.
Задумавшись об этом, она потеряла бдительность, так что невесть как оставшаяся в городе кошка (почти все животные покинули Риону, как и люди) умудрилась напугать ее, когда издала тихое, придушенное мяуканье откуда-то с крыш.
Лавиани, вздрогнув, хотела отправить проклятие позабористей, но в этот миг небо озарила вспышка.
— Это еще что за дрянь?
Не так уж и далеко от нее. Где-то между домом Бланки и дворцом. Скорее всего, у Пьины. Она сделала еще несколько шагов, прежде чем ощутила присутствие людей с даром соек.
Качество оружия — это не то, о чем мог бы судить Вир, ибо его личный опыт еще до приезда в Риону заключался в «насколько остер нож» и «достаточно ли ухватиста дубинка». Теперь же, благодаря знаниям таувинов, ему хватало мимолетного взгляда, чтобы оценить, что попало к нему в руки.
Меч третьего из убитых Шревом стражников, подхваченный с земли, сильно испачканный кровью своего хозяина, нельзя было назвать выдающимся. Простой клинок. Средней длины, с потертой рукояткой, в меру удобный. Металл — ничего особенного. Никакой известный мастер-оружейник не приложил к этому клинку своего таланта. Но вместе с тем за мечом следили. Протирали, смазывали и затачивали.
Им можно было сражаться.
И убивать.
Вир не собирался отступать, а тем паче бежать. Он был не из тех людей, кто боится смотреть трудностям в лицо. Он желал раз и навсегда решить дело, снять висевший над ним призрачный топор, избавиться от этой значительной угрозы.
Здесь и сейчас.
Однажды Нэ сказала ему, опуская палку:
— Поступки, неприятные нам, порой приходится совершать. Я могу этого не хотеть, но просто знаю, что должна. И никак иначе.
— Интересный способ извинения, — проворчал Вир, потирая спину, по которой прошлась давешняя палка. — Ай! Шаутты тебя забе... Ай!
Удары пришлись на плечи. И в этот раз его били даже сильнее.
— Это не извинения, Бычья голова. Поищи среди ветра, что гуляет в твоей черепушке, хоть капельку мозгов и осознай, как я добра, ибо делюсь с тобой знаниями. Учу тебя, хотя гораздо проще выдрессировать мою птицу фехтовать на мечах. Запомни, что я сказала. Иногда надо переступать через себя, чтобы совершить мерзкий поступок, если он приведет к благу.
— Благу? — Вир посмотрел ей прямо в глаза, ожидая, что уж этот удар точно будет не чета предыдущим и ходить ему с синяками следующую неделю. — А кто решает, что благо, а что нет? Ты?
Она не ударила, лишь прищурилась, и неожиданно её губы растянулись в усмешке ящерицы.
— Конечно, я. Неужели столь важное решение можно доверить кому-то кроме себя?
— Ты берешь на себя ношу Шестерых. Право решать.
— Пф! Каждый человек что-то решает, глупая башка. На свою беду или на чужую. Запомни, когда-нибудь и тебе придется брать на себя то, что не может взвалить и пронести обычный человек. Не потому, что ты можешь. А потому, что должен.
И вот сейчас он понял её слова. Принял урок. Потому что должен остановить Шрева. Чтобы навсегда оставить его позади.
Поэтому Вир дрался, как его учил Менлайо, используя знания прошлого и все то, на что пыталась его натаскать Лавиани.
Сперва у Шрева на губах играла насмешливая улыбка, затем в глазах появилось удивление, теперь же, спустя две минуты с того, как они начали танец, сосредоточенность. Внезапно, совершенно не ожидая этого, он столкнулся с противником, который оказался опасен.
Сталь звенела. Рубящие удары, уколы, финты, шаги и отшаги. Смена стоек, использование всех известных фехтовальных школ, постоянное движение, бесконечное уклонение.
Они были двумя тенями на пустом ночном мосту, среди умирающего города.
Шрев был сильнее в мастерстве меча. Вир быстро это понял, а потому не снижал свой натиск, нападал без остановки, чтобы не потерять преимущество. А еще использовал таланты. Один за другим.
Сойка словно бы предугадывал их и избегал, лишь единожды применив свою способность, отразив пламя, расколовшееся о его воздушный щит, двумя рыжими лисьими хвостами ударившее в берег, поджегшее таверну, где некогда Вир любил посидеть.
Шрев разорвал дистанцию, отступая, поднимая свой клинок над головой в высокой защитной стойке.
