В эту минуту он ненавидел короля-императора. Он глубоко презирал существо, которое так его унизило, оскорбило и опозорило. Король Хеон просто дурак, если не видит опасности, исходящей от замка Брасс. Такому дураку не пристало носить корону, не пристало повелевать рабами и уж подавно бароном Мелиадусом Кройдейнским, магистром Ордена Волка!
Мелиадус не будет подчиняться глупым приказам короля Хеона, а будет делать то, что считает нужным, и если король-император посмеет возражать, то он выкажет ему открытое неповиновение…
Немногим позже Мелиадус выехал из ворот своего дворца на коне. Он скакал во главе отряда из двадцати человек – двадцати отборных воинов, которые последуют за ним куда угодно, даже в Йель.
Они летели очень долго. Орнитоптер графини Фланы все реже взмахивал крыльями, он постепенно опускался над лесом и уже принялся задевать верхушки высоких сосен, цепляться за ветви берез, и наконец приземлился на вересковой пустоши.
Было прохладно. Пронизывающий ветер рвал тонкие камзолы Хоукмуна и д'Аверка. Ежась от холода, они вылезли из орнитоптера и встревоженно огляделись по сторонам. Вокруг них не было ни души. Сунув руку за пазуху, д'Аверк извлек оттуда кусок тончайшего пергамента, на котором была нацарапана карта.
– Нам нужно идти вон туда, – указал он рукой. – Нужно спрятать орнитоптер в лесу.
– А почему бы не оставить его здесь? Кто его найдет за день-два? – спросил Хоукмун.
Д'Аверк возразил:
– Я не хочу, чтобы графиня Флана попала под подозрение, Хоукмун. А если машину обнаружат, то это грозит ей серьезными неприятностями. Берись-ка!
Они затащили орнитоптер подальше в сосновый бор и прикрыли его ветками. «Цапля» несла их, пока хватало топлива, а дальше беглецам предстояло идти пешком.
Четыре дня они шли по лесам и полям, и с каждым часом местность становилась все более безжизненной.
И вот настал день, когда Хоукмун остановился и поднял руку:
– Смотри, д'Аверк, Йельские горы!
Да, вдалеке виднелись горы – их пурпурные пики были укутаны облаками, а равнину у подножия ограждали рыжевато-коричневые и желтые утесы.
Это была дикая, красивая местность, и Хоукмун, ничего подобного раньше не видавший, застыл в изумлении.
– Значит, д'Аверк, в Гранбретании еще остались земли, которые радуют глаз…
– Да, красиво, – согласился д'Аверк. – Но жутковато… Где-то там живет Майган. Еще несколько десятков миль – и мы в Лландаре, который находится далеко в горах.
– Тогда вперед, – сказал Хоукмун, поправляя перевязь. – Вперед. Пока у нас есть незначительное преимущество, но как знать – возможно, Мелиадус уже на пути в Йель.
Д'Аверк стоял, потирая ногу.
– Твоя правда, но боюсь, эти сапоги долго не протянут. Я выбрал их за красоту, и теперь, видно, придется поплатиться за свою глупость.
Хоукмун похлопал его по плечу:
– Я слышал, здесь водятся дикие пони. Обещаю, мы найдем парочку и отправимся верхом!
Но им не встретилось никаких пони. Каменистая почва под ногами была желтой, небо над головой – мертвенно-белым… Хоукмун и д'Аверк начали понимать, почему эта территория пользуется дурной славой среди простолюдинов Гранбретании – какими-то неестественными казались и земля, и небо. Наконец они добрались до подножия гор.
Вблизи горы были такого же желтоватого цвета, с темно-красными и зелеными прожилками – такие же безжизненные и мрачные. Карабкаясь по склонам, Хоукмун и д'Аверк видели странных животных, спешащих укрыться в чаще; диковинные, ростом не более фута, отдаленно похожие на людей, существа с волосатыми телами и совершенно лысыми головами следили за ними из укрытий.
– А ведь когда-то они были людьми, – заметил д'Аверк, – их предки жили в этих местах. Но Тысячелетие Ужаса хорошо здесь поработало…
– Откуда ты это знаешь? – спросил Хоукмун.
– Из книг. Последствия Тысячелетия Ужаса особенно сильно сказались на Йеле – сильнее, чем на других провинциях Гранбретании. Вот почему здесь почти никто не живет – люди боятся сюда возвращаться.
– Кроме Тозера и старика Майгана.
– Да, если Тозер не солгал. Возможно, Хоукмун, мы все еще гонимся за синицей в небе…
– Но Мелиадусу он рассказал ту же историю.
– Ну, может быть, Тозер просто врет последовательно?…
В сумерках обитатели гор вылезли из своих нор и напали на Хоукмуна и д'Аверка.
У них были кошачьи лапы, жуткие огромные глаза горели в темноте. Из разинутых зубастых птичьих клювов доносилось злобное шипение. Твари – три самки и шестеро самцов, насколько друзья разглядели в потемках – кутались в лоснящиеся от грязи шкуры.
Хоукмун выхватил меч, поправил маску, как обычно поправлял свой шлем, и прислонился спиной к скале.
Д'Аверк встал рядом, и в тот же миг твари бросились на них.
Хоукмун ударил, и на груди первого нападающего появилась длинная кровавая полоса. Чудовище отскочило с пронзительным криком.
Со вторым разделался д'Аверк, поразив его в сердце. Третьему Хоукмун перерезал горло, но когти четвертого вцепились ему в левую руку. Он извернулся, напрягшись всем телом, и попытался выхватить кинжал, одновременно отбиваясь еще от одной твари.
От ужасной вони к горлу подкатывалась тошнота. В конце концов ему удалось достать кинжал, и он вонзил клинок в державшую его лапу. Закричав, тварь отпустила герцога.
И тогда Хоукмун погрузил клинок в светящийся глаз – и оставил оружие там, ибо пора было заняться другой тварью.
В темноте он не мог разглядеть, сколько чудовищ еще живы. Д'Аверк изрыгал грязные ругательства собственного изобретения; кровь вокруг него лилась рекой.
Хоукмун поскользнулся на крови, немного отстранился от скалы и этой секундной заминки оказалось достаточно, чтобы очередная тварь с громким воем прыгнула на него и сжала в крепчайшем захвате. Прижимая обе руки Хоукмуна к бокам, она с яростью заколотила клювом по маске, пытаясь добраться до лица.
Хоукмун мотнул головой, оставив маску в зубах врага, с трудом развел руки в стороны и изо всех сил боднул противника в грудь. Тварь отшатнулась в замешательстве: откуда ей было знать, что маска Стервятника – отнюдь не часть тела Хоукмуна; Хоукмун вонзил меч ей в сердце и быстро обернулся к д'Аверку, на котором повисло сразу два существа.
Он снес голову одному и занес меч над вторым, но существо вдруг вырвало клок камзола д'Аверка, бросилось прочь и исчезло в ночи.
Итак, они расправились почти со всеми мерзкими созданиями – лишь одному удалось спастись.
Д'Аверк тяжело дышал; он не был ранен, если не считать нескольких глубоких царапин в том месте, где когти твари отхватили кусок одежды. Хоукмун разодрал свой плащ и перевязал рану.
