Эта внутренняя пустота потянула Джейм вперёд, один отрывистый шаг на кромку потока, несмотря на отчаянный голос, шепчущий в ухо:
… нет, нет, нет…
Поначалу, это было, как смотреть в глубокую, чёрную воду, тьму, достаточно густую, чтобы двигаться со своим собственным медлительным дыханием. Затем она начала различать пол, тёмный мрамор, стреляющий пылающими венами зелёного, которые, казалось, слабо пульсировали. Плиты тянулись всё дальше и дальше назад, к стене неподвижных, белых лиц, тысячи и тысячи, безбрежное воинство наблюдающих мёртвых.
Три зала посмертных знамён, если считать за один из них место изгнания Тьери, один перекрывает другой. Аналогии. Связи. Порталы.
Ветер заколебался, затем лениво сменил направление, чтобы выдохнуть ей прямо в лицо: Хааа-а-а-х…
Он вонял старой, старой смертью, древним отчаяньем, и чем-то ещё, более новым, более близким и знакомым.
«Помнишь меня, дитя тьмы? — вопрошала эта вонь. — На твоей коже, в твоих волосах, ох, мой вкус в твоём рту, как вкус любовника, язык к языку?»
После того, как отец выгнал её из замка в Призрачных Землях ещё ребёнком, неужели она и в самом деле выросла в этом мерзком месте? Воспоминания о том времени медленно поднимались на поверхность, мимолётные и гротескные, подобно смертоносному разливу зимы после ложной весенний оттепели. Этой забывчивости она была обязана своим здравым рассудком, но и сильной путаницей: годами она считала, что образом её души являлся Зал Мастера, её место там, на холодном камине, согретая только содранными шкурами аррин-кенов, с их обугленными глазницами и тихонько подёргивающимися когтями.
— Ты заставил меня думать, что я монстр, верно? — потребовала она у него, делая ещё один шаг вперёд, её ногти кусали сжавшиеся в кулаки ладони, а вода просачивалась в сапоги. Погребальные нити в ужасе задёргались на её плечах, пытаясь оттащить назад, но она не обращала на них никакого внимания. — Не падшая, да, но что это значит против испорченности самой моей крови? Без выбора. Без надежды. Ну, теперь я свободна, нарастила броню, на пару к когтям, и готова драться с тобой.
Ааааххх… медленный, глубокий вдох спящего монстра. И наружу… Хааахахаха… как будто потаённые сны её детства позабавились этим.
Джейм содрогнулась.
Под взорами знамён друг с другом кружилось две фигуры, одна, в чёрном, становилась видимой только затмевая ту, что в белом.
Тонкие прутики пальцев дёргали её за рукав, отчаянно обвивали шею.
… Я сделала только… ты не должна делать…
Но Джейм больше не слушала.
Она почувствовала, что её тянет к этой белой танцовщице, со страстным желанием, которое она едва сознавала, и без раздумий сделала ещё один шаг в воду, оказавшись почти у дальнего края ручья. Часть её отметила, что поток бежал всё быстрее и поднимался всё выше, вероятно подпитываясь дождевыми потоками с гор, достигшими, наконец, дна долины. В то же время, сад за её спиной почти полностью выцвел, уступив место залу посмертных знамён Готрегора, но ей было всё равно. Это было так давно, ещё во времена её детства, несмотря на редкие проблески памяти сквозь годы. Конечно, теперь Плетущая Мечты ушла навсегда. И так ли уж важно то, что она погибла на кромке Откоса, отчасти чтобы спасти своего ребёнка, которого больше не осмеливалась коснуться? Да, это был прекрасный поступок, возможно даже благородный, но после стольких лет отсутствия — как можно было горевать о потере любви, которую ты едва узнал?
И всё же Джейм услышала свой шёпот: «Мама».
Между разбитой стеной и потоком двигались и другие фигуры. Призраки или что-то большее? Молодой человек с побелевшим от оттока крови, ошеломлённым лицом сжался у подножия стены. Он смотрел вверх, на что-то за её спиной.
— О-отец?
Она знала этот голос, хотя никогда прежде не слышала его заикающимся.
— Мой сын — Грешан, — пришёл резкий, задыхающейся ответ. — И других у меня нет.
Джейм попыталась повернуться, чтобы увидеть говорившего, но не смогла преодолеть паническую хватку нитей знамени Тьери. Был ли это Геррант? Она никогда не встречалась со своим дедушкой. И вообще, она не думала, что он бы ей понравился, как, впрочем, и наоборот.
— Я зашёл так далеко, сломав все клятвы и предав свой дом — всё ради него, я клянусь! Клянешься ли ты, что твой лорд сможет это сделать?
— Герридон и твой лорд тоже, старик, чтобы там ни сказал аррин-кен. Спроси и узнаешь.
Этот голос… ах, она вряд ли сможет хоть когда-нибудь его позабыть. Удивительным было как раз то, что она ещё раньше не узнала странного слугу Ранет; но почему, во имя Порога, Рандир привела с собой в Готрегор тёмного переврата, тем более любимую зверюшку Мастера, Мразиля[15]… и где была Ранет теперь, точнее тогда, в разыгрывающемся вокруг неё спектакле?
Я пропустила что-то важное, подумала она. Что-то, что случилось между тем моментом, когда Ранет впилась в меня глазами в зале посмертных знамён, и нынешней сценой, но вот что? Она приказала мне забыть о её присутствии там, и, на некоторое время, так и случилось. Что ещё я забыла?
Геррант, пошатываясь, прошёл мимо неё, встав лицом к лицу с проломом в вечную ночь.
— Мастер, Мастер! — закричал он. — Можешь ли ты удовлетворить страстное желание моего сердца? Можешь ли ты вернуть мне моего сына?
Пустота вдохнула… и выдохнула, вдохнула… и выдохнула. Затем она заговорила, искажённым рокотом голоса в пустой комнате, идущего из фантомных глубин.
Тьери издала призрачный, задыхающийся хрип и шнуры вокруг горла Джейм панически натянулись.
Тёмная фигура ступила почти на самый порог прохода. Она была плотно укутана и скрыта капюшоном, но каким-то образом создавала впечатление худобы на грани истощения. Его она тоже знала и почувствовала, как обнажились её когти: Герридон, Мастер Норф, который предал всё и вся ради этой убогой и жалкой, вечной жизни. Так много посмертных знамен, ряд за рядом… он поглотил души всех своих последователей, одну за одной, чтобы достичь этого. Его зал, сам Тёмный Порог, окружал его подобно брюху зверя, который пожрал всё, что можно, даже самого себя, и всё ещё жаждет большего.
Гант, забывшись, глядел мимо него, на Плетущую Мечты, подобно человеку, узревшему свою судьбу, и не беспокоящегося о том, что это также и его погибель.
Джеймсиль танцевала, стройная, изящная фигурка, окружённая потоком черных волос, нетронутая ни тенью, ни возрастом. Притянутые к этой светящейся, чувственной невинности, вместе с ней танцевали призраки, разорванные в лохмотья души дрожали на нитях своих посмертных знамён, вырванные из замка Готрегора и брошенные в эту призрачную тьму. Одна за другой они сдавались её поцелую и их рваные остатки безвольными складками ткани падали на холодный, тёмный пол.
