С тех пор это чувство ни на мгновенье не отпускало Риану, только росло и крепло. С каждым днем крепло, становясь все объемнее и непреодолимее, грозя полностью поглотить ее.
Два шага здесь равнялось бессчетному количеству шагов там - вне средоточия ее силы. Хотя, о какой силе может идти речь, если она не в состоянии стабилизировать саму себя? Не может удержать единообразную форму на период длительнее, чем несколько коротких вдохов?
Это уже не сила! Это остатки былого! Крохи!
А ведь когда-то находиться в теле не являлось проблематичным. Ее излюбленное состояние! Когда-то Риана спокойно играла со своей сутью, меняя обличие так, как того хотелось. Могла свободно переходить из одной формы в другую по собственному желанию, а не в силу необходимости.
Сейчас же все стало иначе. Теперь Нерожденная мечтала остановить изменения. Задержаться на чем-то одном, чтобы вновь почувствовать себя целостной! Но не получалось. Уже не получалось!
Стоило Риане задуматься об этом, и ее мерцающее тело разлетелось на множество хаотично движущихся частиц. Они закрутились в игривые вихри, взлетели до потолка, а затем прозрачными каплями обрушились на пол. Всякий раз она наблюдала за этим как бы со стороны. Стояла и смотрела, как перестает существовать. Как от материальной ее сути, не остается и следа. Страшно!
Собрав поблескивающие капли в небольшое озерцо, она заставила себя встать из него. Чтобы совершить это, потребовалось максимально сосредоточиться на желаемом, и все же до конца преобразиться не удалось. Стопы так и остались лужицей на полу.
Горько вздохнув, женщина заскользила по комнате. Время волноваться о себе и о границах Саришэ давно миновало. Сейчас ей было, о чем подумать.
Например, о том, что такого сотворил ее брат? Почему сущность ее дочери оказалась разорвана на две половины? Отчего саблезубая кошка стала не подвластна Литаурэль, а связь Нерожденной с Тагьери едва ощутимой?
В то, что он откажется от своих планов, Риана не верила никогда. Ни тогда, когда создавала Саришэ, ни сейчас, будучи запертой в нем. Также женщина не сомневалась, что прощение брата для нее недостижимо. Только в одном случае он может даровать ей некое подобие снисхождения, если Рьястор выполнит изначально отведенную ему роль.
А на это Риана не была согласна даже сейчас. Тем более сейчас! Когда столько сил потрачено на то, чтобы вырвать Перворожденного из вожделеющих рук отца! Чтобы спасти брата от самого себя!
***
Лураса перестала кричать, как только поняла, что сыну ничего не угрожает. Но, несмотря на проявленную твердость, более или менее отойти от шока и забыть о кровавом зрелище, дочь вейнгара смогла лишь к утру следующего дня. И это притом, что провела бессонную ночь, на протяжении которой пыталась втолковать сыну, что поспешно принятые решения чаще всего сулят неминуемую беду.
Раса и сама до конца не понимала, как смогла устоять на ногах в тот момент. И не только устоять, а броситься к Лутаргу, забыв о духе, крови и растерзанном человеке, в конвульсиях бьющемся на полу.
Сейчас ей это казалось неисполнимым, но не тогда. Тогда буквально все, кроме сына, виделось несущественным. Только ее мальчик имел значение! Отвращение, рожденное страхом, пришло гораздо позже.
Не к духу или сыну! Нет! К тому, что открылось ее взору. Тому, что теперь будет преследовать ее во снах - алая пена на побелевших губах и захлебывающийся шепот: "Нерожденный доберется до тебя", - звучащий, как угроза.
- Рианиты не имеют дел с другими народами. Тебя не пропустят через перевал! Они никого не пропускают, - категоричное высказывание Сарина отогнало от Лурасы неприятное видение и звук хрипящего голоса.
Женщина посмотрела на сына. Он стоял, прислонившись к стене. Обманчиво расслабленный. Невообразимо далекий. Находящийся где-то, где никто и никогда не сможет достать его.
Руки вытянуты вдоль туловища. Голова запрокинута. Глаза закрыты. Шея напряжена. И только плотно сжатые губы, выдавали его сосредоточенность и присутствие здесь. Так же, как и упрямо выставленный вперед подбородок, подтверждающий, что Лутарг слышал каждое произнесенное слово и был не согласен.
- Почему ты решил, что разговор шел именно о них? - продолжил старик, вперив в молодого человека очередной вопрошающий взгляд. - Он уже шагнул в царство Аргерда и сам не поминал, о чем говорит.
И вновь отсутствие видимой реакции, будто пред ее глазами не человек вовсе, а горельеф, наполовину слившийся с камнем. Отшлифованный рукой мастера, он кажется живым, дышащим, но пойманный в ловушку скалы превращается в навечно запечатленный момент раздумий. Нерушимое единообразие!
- Лу, прекрати! Ты же не истукан! - взорвалась Таирия и, подбежав к брату, со всей силы стукнула того в грудь.
Смогла вырвать один резкий выдох. Или прерывистый вдох? Определить сложно.
Как бы то ни было, Лутарг не пошевелился и не сказал ни слова, Лураса же сцепила трясущиеся руки в замок. Так проще не обращать внимания на внутреннюю дрожь, что, не переставая, терзала ее тело.
Сокрыть от собравшихся лязг зубов помогала лишь прикушенная изнутри щека. Или искусанная? Не важно! Главное результат! На вид она стойко держалась!
Женщина понимала, несмотря на все их усилия и доводы, сын уже все решил для себя. Что его отстраненность объясняется ожиданием чего-то. По мнению Лутарга должно случиться что-то еще. Нечто, что окончательно определит его выбор.
Раса не представляла, каким образом можно повлиять на его решение. Она все больше склонялась к тому, что подобное предприятие неосуществимо, ибо молодой человек закрылся в скорлупе собственных мыслей и наотрез отказывался допустить туда кого-либо. Он слышал слова других, но они отскакивали от него, как капли дождя от каменной кладки замка. И в течение всей ночи его безмолвное противостояние им являлось непоколебимым.
Еще раз оглядев сына с головы до ног, Лураса перевела умоляющий взгляд на Сарина. Тот покачал головой, давая понять, что ее просьба невыполнима. Женщина и так знала об этом, но не собиралась оставлять попыток. Если Лутарг намеревается идти за Литаурэль, то она, как минимум, хотела, чтобы он был не один.
Раса осознавала, что ее стремление оставить его подле себя крайне эгоистично. Не достойно дочери вейнгара и родственницы руаниданы! Но ведь помимо этого она была и матерью. Матерью, много лет назад лишившейся своего дитя. И именно материнское сердце сейчас заходилось в безмолвном крике ужаса от того, что ребенок собирается рисковать собой, планирует оставить ее в одиночестве.
Смежив веки, Лураса вновь прикусила щеку, приказывая себе успокоиться. Напоминая, что не имеет права думать только о собственных желаниях, что должна считаться со стремлениями Лутарга, даже если его решения причиняют ей боль. Что обязана быть сильной!
