Понимая, что нельзя быть такой подозрительной, я все же перевернула лист… Схема была старательно выведена на договоре залога… На договоре ЧЕГО?!
Я развернула бумагу дрожащими руками: это был титульный лист, на котором стояло имя господина Клауса и моего отца, от лица которого действовала маменька. Я знала! Знала! Этот фабрикант не мог оказаться настолько глупым и расточительным! К счастью или к несчастью, сейчас в руках у меня оказался только первый лист договора, что не давало возможности оценить всех масштабов бедствия.
– Няня, где ты взяла бумагу для этой схемы?
– Да в комнате Ласа и Ивара – оба сказали, что она им не нужна. Так сколько там петель-то?
Ротозеи!
– Боюсь, няня, обратно ты эту схему не получишь.
Разве что я заставлю Ласа ее копировать. А потом желательно еще по ней и шаль связать, чтоб знал, как надо обращаться с важными документами.
Я вихрем поднялась на второй этаж и без стука ворвалась в комнату братьев. Ивар с бабьим визгом отпрыгнул от комода и попытался прикрыться примеряемой послушнической мантией, но из-за ее края все равно выглядывали веселенькие подштанники в зеленый горох.
– Николетта, тебя никто не учил стучаться, когда ты входишь в комнату к мужчине?!
Я фыркнула.
– Нет, меня учили не входить в комнату к мужчинам.
– И?
– Я вошла в комнату к брату. Прекрати возмущаться, вы с Ласом очень и очень виноваты. Кстати, где этот растяпа?
– Во дворе. Что мы такого сделали-то?
– Сейчас узнаешь, – я заметила стопочку знакомой дорогой бумаги на письменном столе. К счастью, все оставшиеся листы договора были на месте.
– Вот здесь, кажется, столбик… или петелька?
– Что такое накид?
Мои братья склонились головами над мудреной схемой, будто решали судьбы империй. Над ними бдительными коршуном нависала наша няня:
– Лучше считай!
– Да считаю я, – пробурчал Ивар, вырисовывая еще одну закорючку.
– Еще раз пересчитай.
– Да я уже три раза считал!
– Ну, если ошибетесь…
Лас стал пересчитывать заново. Он и Ивар еще помнили няню в дни ее относительной молодости, когда она наводила грозу на всех домашних. Чего только стоило ощущение ползущих по спине мурашек, когда после обнаружения очередной сотворенной пакости воспитательница мрачной и молчаливой тенью вырастала у тебя за спиной, и ты вдруг осознавал, что ближайшие дни будут крайне долгими и безрадостными. И хотя у меня до сих пор не выходит так же устрашающе оказываться у своих братьев за спиной, принцип приобщения провинившегося к труду я перенимаю у нее с удовольствием.
Ладно, пусть их, сейчас мне не до этого – я пыталась продраться сквозь юридические формулировки договора. Доктор Мэверин не зря сетовал на то, что у юристов сложная работа – видимо, именно в отместку за эту сложность законники пытались испортить людям жизнь единственным доступным им способом, и способом этим, конечно же, были юридические формулировки.
Маменька как всегда опустила в своем письме существенные, но неинтересные с ее точки зрения детали. Да, был заключен договор на поставку трехсот пятидесяти центнеров мари, и да, она взяла под него с фабриканта кругленькую сумму. Зачем еще упоминать о потребованном господином Клаусом залоге в качестве гарантии выполнения обязательств. И что мы заложили? Конечно же, часть имения. Я бы на месте Ласа была крайне обеспокоена. Кинула взгляд на брата – тот отрешенно выводил на листе бумаги очередную петельку.
Нет, ну хотя бы нервничала немного.
Лас забылся и облизал красящий конец цветного карандаша, оставив на языке зеленый след.
Думаю, он определенно не осознает того, что происходит с его наследством.
– Лаааас, – брат оторвался от своего наказания и с готовностью посмотрел на меня, – тебе мама зачем дала эти документы?
– Сказала прочитать.
– И ты прочитал?
– Да, – наследник кивнул.
– И сколько же центнеров мари по ним мы обязуемся поставить и к какому числу? – глаза Ласа стали стеклянными. – Ну скажи хотя бы, какую часть имения отдали в залог.
Тишина…
Сдается мне, географию или биологию он учил не в пример прилежней. Ивар толкнул старшего брата в бок и стал что-то нашептывать ему на ухо.
– Без подсказок! – я стукнула ладонью по столу, а затем подошла и отдала документы Ласу. – Читай еще, пока не запомнишь, а после обеда поедем осматривать имение.
Мне даже интересно, что это за лакомый кусок земли, что ради него стоило влезать в такие обязательства.
Лакомый кусок представлял из себя вытянутую полосу по краю наших владений и почти наполовину состоял из неглубокого, но абсолютно бесполезного в сельском хозяйстве оврага. Я минут десять стояла на его краю в полном молчании, пока насмешливый ветер гулял по приобретенным с такими жертвами просторам.
Как, как такое могло произойти? Почему?
– Николетта, – робко подал голос Лас.
– Не сейчас. У меня траур, – от досады на маменьку я стала нервно кусать губы, но вовремя остановилась и повернулась к нашему приказчику с практически риторическим вопросом. – Мы можем как-то использовать эту землю?
Господин Брен – отличный человек и прекрасный управляющий, единственным недостатком которого было патологическое косноязычие – только развел руками. Ясно.
Я решительно пошла вдоль оврага, не обращая внимания на жалобы брата, что начинается дождь. Когда мы были уже на границе наших владений, на той стороне показались два человеческих силуэта и один собачий. Приглядевшись, я узнала высокую фигуру господина Клауса, его спутник и гигантский черно-белый дог были мне не знакомы.
Вот, наверно, сейчас злорадствует по поводу нашей недальновидности и издалека осматривает землю, которую уже считает почти своими владениями. Я редко к кому испытываю настоящую неприязнь, но тут уж собственнические интересы возобладали над уравновешенной натурой. Видимо, именно по этой причине господин Клаус ощутил на себе мой исполненный «глубокого чувства» взгляд и обернулся. Судя по помрачневшему лицу, вчерашний инцидент с шалью живо отпечатался в его памяти, поскольку он вспомнил, что формально мы знакомы и, сделав над собой усилие, довольно скованно поклонился. Я ответила легким наклоном головы.
Нет-нет-нет, этот сосед совсем не для задушевных бесед о погоде и будущем урожае. Теперь это скорее противник, а не сосед. Я отвернулась от фабриканта с твердым намерением не проиграть ему и его беспринципной жадности. Закоренелый собственник во мне требовал масштабного развертывания военных действий по спасению принадлежащей семье земли.
