Нападавшие что-то искали, догадалась Керис. Что-то небольшое, что можно спрятать за подкладкой куртки или под переплетом записной книжки; или что-то плоское, что, сложив, можно засунуть в полый каблук сапога; или такое, что можно скатать и поместить в ручку сковороды или подзорную трубу. Драгоценные камни? Деньги? Карту? Все это казалось маловероятным. Картографы не возили с собой много денег или ценности, а карты не прятали. То, что искали убийцы, было чем-то более драгоценным, чем подзорная труба. Однако если у Пирса и правда было что-то ценное, Керис точно знала, где нужно искать, и это было такое место, поискать в котором нападавшим и в голову не могло бы прийти…
Неохотно, чувствуя себя так, словно каким-то образом совершает насилие над отцом, Керис взяла деревянную ногу. Мягкая подкладка, сделанная из стеганой на вате фланели, на которую опиралась культя, крепилась к дереву полосой тонкой кожи. Впрочем, не она интересовала Керис. Девушка положила деревяшку на прилавок и вытащила несколько заклепок, крепивших кожу к дереву. Повернув протез к свету, она заглянула в выдолбленную полость. Там оказались деньги, как Керис и ожидала, но было и что-то еще. Она осторожно перевернула деревяшку и вытряхнула содержимое.
Скатанная кожаная карта…
Керис сразу поняла, что это не одна из карт, сделанных ею или Пирсом: кожа была не того цвета. Девушка осторожно развернула ее на прилавке.
Несколько минут она смотрела на карту, вытаращив глаза.
Ничто не подготовило ее к тому, что открылось ее взгляду.
Карта тромплери!
Первая мысль Керис была недоверчивой и радостной: «Значит, они все-таки существуют!» Потом она ощутила укол страха: здесь не могло обойтись без магии.
И наконец, Керис подумала: наверняка найдутся те, кто сочтет убийство не слишком дорогой ценой за карту тромплери…
И дал Создатель Посвященному Веддону карту невиданную. На ней высились горы и извивался Глубокий во всей своей скверне. И был на карте виден путь безопасный, и спасся Посвященный Веддон от Приспешников.
Книга Паломников, VIII: 5: 42—44
Керис старательно рисовала карты-образцы. Она решила, что в этот раз нужно будет изготовить тридцать пять таких карт; никогда еще ей не было так трудно — потоков леу оказалось много больше обычного, а вдоль всего Изменчивого — Твари, как всегда называл его Пирс — появились очень странные образования. К тому же записи Пирса были порваны и перепутаны, так что не всегда было легко судить, какие цифры к каким потокам леу относятся. Керис работала по пятнадцать часов в день, ей даже пришлось отказаться от окончательной художественной отделки карт, что нанесло удар по ее гордости. Ее лишь немного утешили похвалы, которые расточали картам те, кто за ними приходил, хотя покупатели, конечно, считали, что карты изготовил Фирл, и девушке приходилось молча терпеть его самодовольный вид. Брат, ясное дело, чертил только копии. Огорчала Керис и необходимость отказаться от раскраски карт: теперь, без Пирса, ей приходилось работать гораздо больше, и на те тонкости, что раньше делали ее карты такими отличными от других, просто не оставалось времени.
Керис работала на кухне, где лежала Шейли, чтобы посетители лавки не видели ее; девушка старалась развлечь больную, делая вид, что не замечает, как быстро ухудшается здоровье матери, метавшейся и стонавшей в постели. Домашние хлопоты и большая часть ухода за больной теперь легли на мистрис Поттл — даже Фирл был вынужден признать, что Керис не справится и с хозяйством и с работой над картами. Хоть и неохотно, он все же согласился платить женщине за вдвое большее время, чем раньше.
Фирл теперь и сам был вынужден меньше времени проводить в таверне в Верхнем Кибблберри. Почти весь день он сидел в лавке, рисуя копии карт или обслуживая посетителей. Он поднял цены на все карты Неустойчивости, что сразу же вызвало недовольство проводников и курьеров, но платить им пришлось: никто больше в Первом Постоянстве не торговал такими хорошими картами, а пытаться пересечь опасные территории, не имея новейших сведений о потоках леу, было бы глупостью даже для самых опытных путешественников.
Работая за кухонным столом, Керис оставляла дверь в лавку приоткрытой, чтобы иметь возможность слушать рассказы покупателей. Ее очень раздражало то, что Фирл совсем не интересовался сообщениями о происшествиях во время переправ; очень часто он просто обрывал рассказчика вопросом: «Ну так какая же карта тебе нужна?»
Однажды Ерри в панике примчалась на кухню, и Керис услышала из-за двери скрежещущий голос человека с обсидиановыми глазами; тот явился за новыми картами и пожелал купить непременно раскрашенные. Фирл отмахнулся от его просьбы и ответил грубо, но посетитель настаивал, и в его голосе зазвучали стальные ноты. Фирлу пришлось удовлетворить его желание, но он тут же ворчливо сообщил, что новых карт в следующем сезоне в лавке Кейлена уже не будет.
— Ничуть не удивляюсь, — ответил резкий голос. — Я слышал, что Пирс Кейлен погиб, а его сын Фирл не пошел в отца. — Говорил посетитель вполне вежливо, но Керис показалось, что он прекрасно знает: разговаривает он с сыном Пирса. Девушка заподозрила, что едкое замечание было всего лишь местью за дурные манеры Фирла и его грабительские цены.
Керис почти видела, как ощетинился Фирл:
— Кто тебе такое сказал?
Однако ответ последовал уклончивый, и когда вскоре Фирл явился на кухню, вид у него был, как заметила сестра, странно пришибленный.
Похоже, мастер Обсидиановые Глаза произвел на Фирла сильное впечатление, усмехнулась про себя Керис.
— Да помилует нас Создатель, — сказала мистрис Поттл, которая тоже слышала разговор, — ну и голос — как оползень в горах. Не хотела бы я повстречаться с этим парнем темной ночкой.
Вечерами в лавку несколько раз являлся Харин Маркл — будто бы для разговора с Фирлом, но на самом деле чтобы поухаживать за Керис. Делал он это неуклюже. Ему не хватало воображения, а потому отсутствие всякого энтузиазма со стороны Керис озадачивало его. Харин никак не мог поверить в то, что девушка им просто не интересуется, а поэтому единственное объяснение, которое пришло ему в голову, заключалось в том, что Керис притворяется. Такая дурнушка, решил он, должна мечтать выйти за него и только почему-то корчит из себя недотрогу. Керис находила его знаки внимания, столь явственно рожденные корыстолюбием, а вовсе не страстью, и утомительными, и смехотворными.
Фирл просто равнодушно пожал плечами, когда увидел, что сестра не собирается поощрять ухаживания его приятеля.
