А если он был осторожен и никаких капель не оставил? – возразил Югонна.
– Я не понимаю, – возмутилась Далесари, – ты хочешь, чтобы у нас ничего не получилось?
– Пытаюсь смотреть на вещи здраво.
– Как твой друг Конан? – съязвила она. – Но ведь Конан-то как раз ввязался в это дело.
– Пойми меня правильно, Далесари, – проговорил Югонна, – я очень хочу, чтобы у нас все получилось. Чтобы мы выследили негодяя и все такое. И твоя хитрость кажется мне просто замечательной. Но что, если у нас ничего не получится?
– Что?
– Я не хотел бы, чтобы ты огорчилась и пала духом. Поэтому и пытаюсь все обсудить заранее.
– Когда у нас ничего не получится, тогда и будем обсуждать.
Далесари взяла еще одну щепотку порошка и распылила вокруг себя. На полу неожиданно вспыхнула маленькая яркая точка.
– Есть! – в восторге прошептала Далесари.
Югонна прикусил язык. Жена в очередной раз оказалась права. Потом она отыграется. Будет напоминать ему, какой он перестраховщик, как он всего боится, как он пытается предвидеть то, чего и не случится… А ведь он всего лишь хотел уберечь ее от лишних огорчений.
Он наклонился над точкой. Никаких сомнений – это был след колдовской амальгамы. Как будто капелька сорвалась с листа.
– Попробуем найти еще в коридоре, – предложила Далесари.
– По-твоему, он шел с мокрой кистью наготове? – спросил Югонна. – Ведь проще было принести эту штуку в сосуде.
– Амальгаму не выдерживает ни один сосуд. Ее приготавливают и сразу же наносят на кисть. И с кистью наготове бегут туда, где нужно создать магическую поверхность, – авторитетно заявила Далесари.
– Откуда ты это знаешь?
– Мне сказал человек, у которого мы купили зеркало.
– Так вот о чем ты с ним разговаривала, пока я бегал в поисках денег!
– А о чем мне было с ним разговаривать? – удивилась Далесари. – Разумеется, я использовала это время для того, чтобы разузнать о зеркалах как можно больше.
Они выскользнули из покоев юного графа и очутились в длинном коридоре, освещенном лишь несколькими факелами. Далесари наклонилась и подула в свою трубочку. Еще несколько ярких капель проступили в темноте.
– Идем, – прошептала она.
Вместе они двинулись вперед по горящему следу.
* * *
Югонна только поражался неустрашимости своей супруги. Далесари, совершенно забыв о том, что в замке им может грозить опасность, бежала вперед. То и дело она останавливалась, чтобы дунуть и посмотреть, куда поведут их горящие капельки.
Они несколько раз сворачивали за угол и вдруг заметили старую лестницу, уводящую глубоко в подземелье. Лестница эта никак не охранялась.
– Как ты думаешь, что это? – спросила Далесари, приостановившись возле нее.
Югонна бросил на лестницу мимолетный взгляд.
– Понятия не имею. Вход в подземную тюрьму?
– Почему здесь нет стражи?
– Наверное, стражи есть – внутри. И такие жуткие, что нет никакой надобности в стражах внешних, – предположил Югонна.
– Странно, – добавила Далесари. – Смотри, сколько народу прошло здесь совсем недавно. Что бы это могло означать?
– Что угодно, – сказал Югонна. И взмолился: – Далесари, милая, я не в состоянии решать несколько загадок одновременно! Давай сперва разберемся с зеркалом.
И они снова двинулись по следу.
Им пришлось пройти еще один небольшой коридор, подняться на пару лестничных пролетов – и тут Далесари остановилась возле тяжелой двери, украшенной богатой резьбой.
– Следы ведут сюда, – сказала она уверенно. – Впрочем, можно попробовать еще раз – чтобы убедиться.
Она прошла вперед и дунула из своей трубочки, но темнота осталась темнотой – ни одной горящей капли не проступило.
– Стало быть, тот, кто приходил в комнату Цинфелина, пока он хворал, и нанес амальгаму на стенку, живет здесь, – проговорил Югонна медленно и уставился на резную дверь, как будто она могла поведать ему какую-то тайну. – И что же нам теперь делать?
– Для начала – выяснить, чьи это покои, – предложила Далесари. – И поискать там второе зеркало.
– А потом?
– Потом? Да с такими доказательствами на руках мы живо избавим графа от его тайного врага!
– Далесари, – осторожно напомнил Югонна, – ведь сейчас ночь. Тот человек, которому принадлежат эти покои, уже наверняка там, внутри. Он спит или забавляется с женщиной. В любом случае – он там, и забираться к нему…
– Что? – Она наморщила нос. – Ну, договаривай! Что ты хотел сказать?
– Забираться к нему сейчас по меньшей мере опасно. Ну вот, я выговорил это, – и он улыбнулся.
Далесари сказала:
– Возможно, у нас нет времени. Надо рискнуть. Я попробую проследить, чтобы никто не застал тебя внутри, а ты проберись к нему – только тихо, – и постарайся запомнить, как он выглядит.
– Но если он меня увидит…
– А если не увидит? Придворные негодяи имеют обыкновение спать, как невинные младенцы. Отсутствие совести – большое преимущество.
Югонна вздохнул. Его жена права. Конечно, забираться в комнаты к могущественному вельможе опасно в любом случае. Оставить вторжение до следующего дня? Но днем их ожидают другие опасности. Кто-нибудь может войти туда и увидеть незнакомцев. Ночью, по крайней мере, большинство людей спит.
– Посторожи снаружи, – сказал Югонна. – Я попробую залезть туда.
Он потянул дверь на себя и, к своему удивлению, она легко подалась. Это так ошеломило Югонну, что он едва не отказался от своего изначального намерения проникнуть внутрь. Он оглянулся на жену, и она подбадривающе кивнула.
Югонна скользнул в темноту и сразу уловил тяжелый запах благовоний. Кем бы ни был обитатель этой комнаты, он явно злоупотреблял курениями и ароматическими мазями.
В передней комнате спали несколько слуг. Судя по всему, эти бедняги достаточно умаялись, так что тень, прокравшаяся мимо в спальню их господина, даже не потревожила их сон.
Югонна завидовал Конану, который хорошо видел в темноте. Сам молодой человек вынужден был продвигаться очень медленно, осторожно ощупывая вокруг себя предметы. Вот, вроде бы, стойка для факела… А дальше – столик и мягкое кресло. Еще одно. Скамеечка для ног… Ваза. Проклятье, она чуть не упала!
Югонна выбрался во вторую комнату. Здесь было светлее. Он огляделся по сторонам в поисках источника света и вдруг застыл.
В комнате бодрствовал еще один человек. В первое мгновение Югонна испытала дикий ужас.
Он так и не понял, каким чудом ему удалось не вскрикнуть. Но приглядевшись внимательнее, он понял: то, что излучало слабое мерцание, не было ни окном, ни свечой, а образ, так напугавший его, представлял собой ничто иное, как иллюзию.
