— Где?
— Где-нибудь да раздобуду. В крайнем случае напишу их сам или с братом и сестрами. Мы на несколько дней уйдем в мир с быстрым течением времени, а вернемся уже с готовыми книгами, причем отпечатанными отнюдь не на местной примитивной полиграфической базе. Это произведет на наших чародеев должное впечатление, и они примутся штудировать их с большим энтузиазмом.
— Уж точно, — согласился Морган. — Когда Колин подарил мне книги из другого мира, я просто обалдел. Правда, язык там какой-то странный, и местами я не понимаю, о чем идет речь.
— Мои книги будут удобочитаемы, — заверил его я. — Итак, одну проблему мы решили. Далее, как и когда мне предстать перед моими подданными?
— Мы над этим уже думали, — ответила Дейрдра. — Нашей знати известно, что расстояние для тебя не помеха, но что касается простого народа, то лучше не ошарашивать его твоим внезапным появлением. Я считаю, что ты должен прибыть в Авалон как обыкновенный человек.
— Леди Дейрдра права, — сказал Морган. — Давай представим все так, будто ты возвращаешься из далекого Царства Света; заодно и совершишь поездку по своей стране. Начнешь с какой-нибудь окраины, где еще не знают, что ты король…
— Например, из Лохланна, — предложил я. — В Каэр-Сейлгене никто не называет меня «ваше величество». Тамошним жителям я сказал, что возвращаюсь из дальних краев. Они, конечно, удивились, но поверили мне.
— Что ж, решено, — подвел итог Морган. — Ты поплывешь вниз по реке из Лохланна в Авалон. Это великолепная идея.
Я взглянул на Дейрдру и увидел на ее лице мечтательную улыбку.
— Кевин, — проговорила она. — Ты помнишь…
— Да, милая, — сказал я. — Отлично помню. Это было незабываемое путешествие. — И уже мысленно добавил: — Наш медовый месяц.
Дейрдра услышала меня.
— Это до боли напоминает мне верховья Миссисипи, — задумчиво произнес Брендон, сидевший рядом со мной на скамье у борта корабля; взгляд его был устремлен на проплывавший мимо берег. — Штат Миннесота, Земля Хиросимы.
Шел третий день нашего путешествия вниз по реке Боанн к далекому Авалону. Погода была мерзкая, небо заволокло тучами, дул холодный ветер с севера, но дождя, к счастью, не предвиделось.
Я отвлек свое внимание от листка блокнота, куда записывал одни имена, а другие вычеркивал, и посмотрел на брата.
— Так это и есть аналог Миссисипи, — несколько удивленно ответил я. Только в этом мире такого слова никто не слышал, потому что здесь никогда не было индейцев.
— Правда? — вяло сказал Брендон. — А я и не знал.
— Дело в том, — принялся объяснять я, — что здесь аналог Берингова пролива очень широк, и азиатские племена не смогли преодолеть его. Так что Лайонесс до прихода европейцев оставался незаселенным.
Брендон хмыкнул.
— Ты не понял меня, Артур. Видишь ли, я с самого начала вбил себе в голову, что Лайонесс — это Британия, а Лохланн находится где-то в Шотландии. — Он снял со своей головы клетчатый берет с помпоном, скептически посмотрел на него, затем снова надел. — Сработал старый стереотип: Артур, король бриттов.
— А где твои уши были… — начал я, но потом сообразил, что когда я рассказывал Бренде и Пенелопе о географии Земли Артура, уши Брендона были на Земле Хиросимы, где он обзванивал знакомых психоаналитиков, перепоручая их заботам своих пациентов. — Но как же так? Разве тебе не известно, что большинство исследователей легенд раннего артуровского цикла давно пришли к выводу, что Лайонесс не что иное, как аналог североамериканского континента?
— Я никогда не интересовался этим вопросом, — ответил брат. — Может быть, потому что в свое время Бренда была помешана на преданиях о нашем прадеде. Мы с ней стараемся быть разными. — Он сделал паузу и с горечью добавил: — Хотя ни черта у нас не получается.
За сравнительно короткое время, прошедшее с момента нашей встречи, я уже успел убедиться, что тесная эмоциональная связь между Брендоном и Брендой тяготит их обоих, но вместе с тем они были бы глубоко несчастны, если бы эти узы, соединявшие их с момента рождения, внезапно разорвались. Боюсь, что в таком случае они просто сошли бы с ума от внутреннего одиночества — того самого одиночества, которое является нормальным состоянием для всех людей, кроме таких уникумов, как мои близняшки. Я одновременно жалел их и завидовал им.
— Стало быть, — после недолгого молчания отозвался Брендон. Лайонесс, это аналог Америки?
— Северной, — уточнил я. — А здешний аналог Южной Америки называется Атлантидой и заселен преимущественно выходцами из Греции и Италии, которые считают себя единым народом — атлантами, хотя говорят на двух языках латинском и греческом.
— Так значит, они наши соплеменники по материнской линии?
— Вроде того.
— Лайонесс дружит с ними или воюет?
— И то, и другое. Лайонесс и Атлантида перманентно находятся в состоянии вооруженного перемирия. Полномасштабной войне чувствительно мешает отсутствие Панамского перешейка, так что оба континента разделены тысячей миль морского пространства. Другое дело, наши северные соседи Готланд и Галлис…
— Вот-вот, — сказал Брендон. — Тут я снова попался. Я полагал, что Галлис и Готланд аналоги Франции и Скандинавии.
От неожиданности я закашлялся. Это уже было слишком.
— И тебя нисколько не удивило, что на севере Шотландия граничит со Скандинавией, а к востоку от Скандинавии находится Франция? Что с тобой, Брендон? Мы уже неделю как живем здесь, а ты еще не сообразил, что в твоем представлении об этом мире что-то не так.
Брат вздохнул.
— Мне было не до того, Артур.
— Да ну! — язвительно произнес я. — Чем же ты так занят? Спишь по двенадцать часов в сутки, а все остальное время бездельничаешь…
— Как раз этим я и занят, — невозмутимо ответил Брендон. — Я полностью поглощен бездельем; если угодно, можешь назвать это отдыхом. Очень интенсивным отдыхом.
— Вернее, очень своеобразным.
Брендон безразлично пожал плечами.
— Как хочешь, так и называй. Ты старше меня, Артур, но ты не представляешь, каково это — прожить десять лет в постоянном напряжении. Наша мама… Нет-нет, я ее очень люблю; но по-моему она слишком заботлива, чересчур заботлива. Она так заботилась о моем благе, что не давала мне ни минуты покоя. А мое благо она трактовала однозначно — ты понимаешь как. Теперь же я позволил себе расслабиться. Я ничего не делаю, ни о чем не думаю… — Он умолк.
— Наверное, это трудно, — сказал я, — целыми днями ни о чем не думать.
Щеки Брендона слегка порозовели.
