— Новые условия — твоих рук дело?
— Отчасти.
— Кто вы такие?
— Мы разные, — уклончиво сказал колдун.
— Вас много?
— Нет. Честное слово, нет.
— Что вам нужно?
— Сущий пустяк. Мы следим за тем, чтобы все оставалось, как есть.
Исангард сделал вид, что теряет терпение. На самом деле — это я хорошо знал — он мог задавать вопросы часами, вытягивая нужные ему сведения по капле.
— Что такое Чудовище?
Колдун немного помолчал, потом пробормотал с тяжелым вздохом:
— У Южных Окраин есть ключ…
Удивительно однообразны эти мрачные истории, думал я, слушая чистосердечные признания колдуна. Однообразны, как сама жизнь.
Люди утратили священные руны, выбитые на клинке, который здесь именовали «Мечом Виланда». Исангард, будучи начисто лишен романтической жилки, даже не поинтересовался, кто такой Виланд. Только вернув этот меч, можно спасти Южные Окраины от окончательного вырождения. Чудовище Южных Окраин, гигантский змей, похитило вышеупомянутый тесак, обвилось вокруг него кольцами и неусыпно стережет. Никто не знает, когда и по чьей вине это произошло. Хранители меча жили в лесном доме, на краю Владыкина болота, в урочище Девять Изб. Их нашли мертвыми среди пепелища. Охотник один нашел.
Исангард спрашивал и спрашивал. Колдун отвечал кратко и неохотно, но удалось выяснить, например, такие существенные подробности: Меч Виланда является магической картой этой земли. На нем обозначены реки, деревни, леса и болота Южных Окраин. Тело чудовища ядовито. Оно медленно душит Южные Окраины, отравляет их.
— Откуда оно взялось? — спросил Исангард. — Кому служит?
— Оно жило здесь всегда, — злорадно сказал колдун. — Люди были злы и жестоки друг к другу, и оно сумело вылезти на поверхность. Вы сами выпустили его на свободу. Оно не служит никому.
— Зачем эти люди у реки напали на нас?
— Они не ведали, что творят. Это я хочу помешать тебе идти твоей дорогой, потому что рано или поздно ты доберешься до Змея. Ты настойчивый.
Исангард немного подумал.
— Почему же никто прежде не пытался убить его?
В нечеловеческом голосе, отвечавшем Исангарду, зазвучало торжество:
— Змей слишком велик для здешних людей. Они выродились прежде, чем успели это понять.
— А нечисть?
— Нечисть труслива, — злобно сказал колдун. — Убери же свой меч, Исангард.
Исангард отвел острие в сторону и поморщился, глядя на колдуна.
— Ладно, — сказал он. — Постарайся сделать так, чтобы мы с тобой больше не встречались.
Негодяй, валявшийся на окровавленной траве у ног моего друга, совершенно расслабился, когда до него дошло, что тот, по своей всегдашней глупости, решил оставить его в живых. Он перестал следить за собой, и я без труда прочел его мысли. Не такой уж это был могучий чародей, если задумал убить человека ударом в спину.
Я встретился глазами с Имлах и понял, что она тоже это слышала.
— Исангард! — позвала она, тронув его за руку.
Он посмотрел на нее словно издалека.
— Что тебе, Имлах?
Она указала растопыренными пальцами на колдуна, который беззвучно шевелил губами.
— Убей его!
Ровным голосом Исангард ответил:
— Я не могу убить безоружного.
Я отчетливо различал заклинание на смерть и неудачу, которое бормотало это чудище.
— Это он-то безоружный? — возмутилась Имлах.
— Да, — сказал Исангард. Для него все, у кого в руках нет меча или, на худой конец, топора, абсолютно беззащитны.
И тогда Имлах поняла, что нужно делать. Она сжала кулаки; ее бледное личико, усталое и, боюсь, не слишком тщательно умытое, вспыхнуло; светлые северные глаза, не привыкшие видеть солнце каждый день, вдруг загорелись. Выдох пламени понесся от нее, и дерево ответило шелестом, чародей — стоном, а Исангард — взглядом ей навстречу. Но Имлах смотрела не на них. Она выкрикнула срывающимся голосом:
— Атвейг!
Меч в руке Исангарда пронзительно запел, и голос Имлах слился с голосом оружия. Впервые в жизни Атвейг вышла из-под власти своего владельца — может быть, потому, что отвечала любовью на его любовь и тоже знала о мыслях чародея… Исангард посмотрел на убитого. Рот колдуна раскрылся, глаза побелели, словно радужная оболочка растворилась. Исангард молча выдернул меч из его горла, вытер клинок о траву и тяжело опустился на землю.
Я осторожно подсел к нему.
— Он ранил тебя, Исангард?
Исангард отмолчался. Он даже не взглянул в мою сторону. Мне почему-то показалось, что он сейчас никого не хочет видеть.
С тех пор, как мы разделались с колдуном, препятствия больше не встречались. Мы шли уже целый день, и никто не нападал на нас ни сверху, ни сбоку, ни снизу. Однако бдительности терять не следовало, и потому мы постоянно озирались по сторонам и прислушивались. Не то враги наши стали осторожнее, не то они струсили, поняв, что ни с какого боку нас не возьмешь, только никто не показывался. А может, они вообще иссякли.
Так я размышлял, пока мы шли по хорошей лесной дороге.
Но не успел я подумать о том, что эти кровавые псы, учуяв наш запах, поджали свои облезлые хвосты, как увидел свисающие с небес ноги. Собственно говоря, свисали они, если приглядеться, не с небес, а с ветки, протянувшейся над дорогой. Две ноги в сапогах чудовищного размера. Они лениво покачивались. Потом на дереве кто-то завозился. Мы сбились в кучу и задрали головы. Кто-то тяжелый лег животом на ветку и высунул к нам свою башку, открывая для обзора черную повязку через один глаз, усы и прочие достопримечательности физиономии Гримнира.
— Привет, молодцы, — басом сказал он. — Добрались-таки. Боевые вы ребята, как я погляжу.
— Гримнир, — удивленно сказал Исангард. Я увидел, как мгновенно пропала вся его настороженность. Доверчивый он все-таки и очень глупый. — Как ты сюда попал?
С дерева донесся радостный гогот. Затем этот громила, страшно довольный собой и своими поступками, заявил:
— Тут имеется кружная дорога, по которой никто не ходит… Кроме меня.
Я просто вышел из себя, когда услыхал такое.
— И ты не мог нас предупредить? А если бы мы погибли?
— Я оплакал бы вас, — сказало это чудо искренности. — Исангард хороший воин. Смелый, но не жестокий.
Я даже подпрыгнул.
— Трус! — крикнул я. — Мерзкая скотина! Отсиживался за нашими спинами! Не мог даже помочь нам, когда мы тут сражались с полчищами! Проклятые гяуры лезли со всех сторон!.. А ты!..
Подскакивая внизу и всеми силами души желая вцепиться в плохо выбритое горло Гримнира, я выкрикивал самые черные проклятия. Я желал его верблюду переломать себе ноги, ему самому сдохнуть от жажды у ничейного колодца, а поганым гяурам обратить его в свою поганую веру. Он свешивался с ветки и ржал. Бесчувственный идиот.
