У входа в порт встали канонерки. Их команды присягнули Ассамблее дворян. Порт был в наших руках, но толку от этого было немного.
Кем меня назовут потомки? Героем и спасителем империи или преступником и убийцей? Хочу я этого или нет, но я уже вошел в историю. А ведь еще недавно я был тайным и практически никому неизвестным агентом Аврелия. Но вот как-то неожиданно мое старое прозвище стало появляться на страницах газет чаще моего же имени, меня все стали считать правой рукой императора, его личным цепным псом.
— Ты как? — тихо спросила Арья у Шеалы.
— Страшно, — тихо ответила девушка.
— На войне всегда страшно. Сейчас еще ничего, а вот под Риолом мы не раз под обстрел попадали. Вот тогда было даже не страшно — жутко, — Арья замолчала, невидящим взглядом смотря перед собой. — Щит Маэла прогибается, сам он белый от боли и напряжения. А рядом рвутся снаряды и их грохот оглушает. И ты даже не боишься, а… ты просто вжимаешься в землю и… молишься…
— Я думала некроманты не бояться смерти.
— Я и не боюсь смерти. Но это сильнее разума, это просто инстинкт. Маэл, ьы будешь ужинать?
— Аппетита нет, — мрачно ответил я.
— Тебе нужно поесть.
Я не ответил. Хватит ли мне сил пойти до конца? Хватит ли уверенности бросить всех в мясорубку уличного боя, не думая о жертвах? Впрочем, выбора то у меня нет. Через пару минут мне доложили, что все готово для атаки. Осталось только отдать приказ.
— Все решиться к утру, — негромко произнес я.
— Что?
— Все решиться к утру. Я сделал свой выбор и иду до конца. Шеала, ты можешь уйти, если хочешь. Это не будет трусостью или предательством. В том, что начнется через пару часов, не будет чести. Я буду убивать райхенцев только потому, что они встали не на ту сторону.
Ученица медленно покачала головой.
— Мне страшно, но я не уйду.
Я посмотрел на часы, стоявшие на столе. Время вышло.
— Передайте императору, что мы готовы и ждем приказа! — скомандовал я.
С море донесся глухой рокот, спустя пару мгновений в отдалении прозвучали взрывы.
— Что это? — удивленно спросила Арья.
— Сэр! — в штаб ворвался один из караульных. — У входа в бухту начался бой! Подошедшие с моря корабли обстреливают канонерки!
Через несколько минут с наблюдательного поста в порту доложили, что в бухту вошел крейсер «Сапфир». За ним шли еще три тяжелых крейсера и военные транспорты.
На этом хорошие новости не закончились. Из предместий Райхена пришел крупный военный отряд. Около пяти сотен бойцов вооруженных разным оружием и разномастно одетые. Это оказались дворяне не поддержавшие мятеж Ассамблеи. Возглавлял граф Жиен Доминик, про которого я уже давно забыл.
Доминик предложил свой план. Он пообещал проникнуть вместе с Шарлем Малькольмом в Ассамблею дворян и убить лидеров мятежа, в том числе и Галла Маэрханта.
Рискованный план, но в случае успеха Шарль Малькольм и Доминик получат полную власть в Ассамблее на ближайшие годы. А главное — смогут подчинить себе Дворянскую гвардию.
Штурм начался по сигналу одновременно со всех сторон. Внезапно, без обстрелов, бойцы бросились в атаку. Рабочие с ходу заняли передовые позиции наемников Союза промышленников. Здесь сражались мои люди и бойцы Серрано. Они и были главной ударной силой направленной против промышленников.
Солдаты Харальда также застали врасплох Дворянскую гвардии и заставили отступать. Я придерживал пока наступление на позиции Ассамблеи дворян, чтобы дать время Доминику и Малькольму. Но тянуть время бесконечно нельзя было.
На всех церквях и храмах колокола ударили набат. Везде где только было возможно, людям зачитывали срочный приказ императора. Городская стража по возможности успокаивала горожан и следила, чтобы никто не ударил в спину наступающим отрядам.
Но к счастью нам удалось выиграть главную битву — за умы горожан. В большинстве своем они не поддержали мятеж. Лишь некоторые жители города попытались присоединиться к Сенату или Ассамблее.
Руководить хаосом городского боя, когда больше половины отрядов не имеют связи из штаба практически невозможно. Я с небольшим отрядом носился прямо по линии наступления, не раз и не два нарываясь на врага, стараясь везде успеть и все проконтролировать лично.
Для разведки я вызвал сильфов и послал их следить за всем вокруг. Они постоянно сообщали мне обо всех изменениях на поле боя. Это сильно помогало, но не всегда. На стороне врага было мало волшебников, но в целом ряде мест моих сильфов прогнали или даже убили.
Мятежники быстро опомнились и пошли в контратаку. В целом ряде мест начались рукопашные схватки. Бои в темноте были особенно жестокими. На всех нашло какое-то ожесточение и ярость. Солдаты с криками «За империю!» или «За республику!» дрались штыками, прикладами, а то и саперными лопатками.
Под бой барабанов и пение волынок начали наступление Лайнарские полки. Горцы неторопливым, но сильным ударом смяли дворян. Кирасиры попробовали было внезапной атакой ошеломить их и заставить отступить, но вместо этого сами умылись кровью. Благороднейшие всадники, проткнутые штыками, падали под ноги методично наступавших горцев.
Упорней всего сражались защитники Сената. Здесь наше наступление сразу натолкнулось на грамотную оборону. У отрядов ополчения практически не было шансов пробиться через такую защиту, поэтому тут сразу на первый план вышли полки Харальда и Императорская гвардия. Вместе они медленно, но верно теснили войска Сената.
Неожиданно пришла весть, что целый отряд наемников промышленников пообещал добровольно покинуть страну, если их беспрепятственно выпустят из города. Я согласился, но потребовал, чтобы они сдали оружие.
Нам не нужны были лишние жертвы и проволочка. Поэтому я спокойно позволили наемникам уйти восвояси. Прежде чем в Союзе промышленников успели что-то понять, все остальные отряды покинули свои позиции и отступили.
Это стало полной неожиданностью и для меня. Прежде чем я успел что-то сделать и вмешаться, с Союзом промышленников все было покончено. Даже не подготовленные отряды рабочих, а просто наспех собранные и вооруженные днем ополченцы ворвались в штаб промышленников и устроили резню.
Мы вихрем пронеслись по улицам, на которых еще шли схватки с отказавшимися сдаваться сторонниками промышленников и осадили лошадей только у здания Союза. Там уже делать было нечего. Крыша и верхние этажи были охвачены огнем. Тела железных, нефтяных, оружейных и угольных магнатов валялись на окровавленном снегу.
Чарльза Левингстона опознали только по словам рабочих и приметному кольцу. Прикладами его голову превратили в месиво костей, мышц и мозга. Это сделали его собственные рабочие.
