— Я слышал, ты сегодня был несколько… не в себе.
Эшер криво усмехнулся.
— Можно и так сказать. Можешь вообще говорить что угодно, но не вздумай приближаться ко мне!
— Я тебя не виню, — мягко сказал Мэтт.
— С твоей стороны это очень великодушно!
Вздохнув, Мэтт сунул руки в карманы и заговорил снова:
— Знаешь, Эшер, я хотел поговорить с тобой еще месяц назад. Однако мне не позволили. Если скажу, что мне очень жаль, это что-то изменит?
— Зачем? Разве твои сожаления могут отменить то, что уже сделано?
— Ты прав, не могут, — согласился Мэтт и, немного поколебавшись, сделал два шага к Эшеру. — Но и то, что ты, надувшись, сидишь здесь, в глухом лесу, тоже ничего не изменит. Ты тот, кто ты есть, Эшер. Не я сделал тебя чародеем. И не Вейра. И не кто-либо еще. Таким ты родился. Таким, как о тебе говорит древнее Пророчество. Вернее, ты должен быть таким.
Эшер предостерегающе поднял руку и произнес:
— Клянусь, если кто-нибудь где-нибудь в моем присутствии когда-нибудь произнесет слово «пророчество», он горько об этом пожалеет.
Губы конюшего дрогнули в слабой улыбке.
— Это я могу понять…
Сукин сын! Говорит — как с капризным жеребенком! Мягко, ласково, успокаивающе. Того и гляди, протянет руку, чтобы потрепать по холке!
Эшер скрестил руки на груди и холодно произнес:
— Ладно. Эти две дряни уже все мне рассказали. И о магии, и об истории олков, и о снах. И ради чего я родился. Ты, надо думать, считаешь, что все это правда, не так ли?
Мэтт нахмурился.
— Не называй их так!
— Их рассказ — правда?
— Да…
Впрочем, еще до того, как Мэтт ответил, Эшер уже знал, что это так и есть. Чувствовал, что фантастический рассказ Дафны правдив от начала до конца, хотя и не желал это признавать. Понимал, что Вейра, тихо просидевшая у его постели всю долгую ночь, тоже говорит правду. Но даже сейчас он не желал ей верить.
— Провались она пропадом такая правда!.. Я могу сейчас уйти, — надменно сказал он.
Вот именно. И пусть попробует Мэтт стать у него на пути!
— Можешь, — кивнул тот.
— Я могу уйти, и меня никто не сможет удержать. Ни ты, ни Дафна, никто. — Он злорадно улыбнулся, точь-в-точь как Конройд. Даже зубы также обнажились в улыбке. — Я, оказывается, могущественный маг, Мэтт, и мог бы испепелить тебя одним взглядом.
— Знаю. Я почувствовал изменения, когда эта сила проснулась в тебе. Ощущение было такое, словно миллионы деревьев мгновенно сгорели в адской топке. Ты можешь, если захочешь, одним своим взглядом уничтожить всю эту землю. Так? Ты этого хочешь?
— Я хочу, чтобы меня оставили в покое!
Мэтт вздохнул.
— И что ты будешь делать? Куда пойдешь? Тебе некуда идти, Эшер. Хорошо или плохо, но наше королевство — это все, что у нас есть. А если ты не совершишь то, ради чего был рожден на свет, то мы лишимся и этого.
Эшер в отчаянии махнул рукой.
— Я скажу тебе, Мэтт, чего я не хочу! Я не хочу всего этого!
В то же мгновение тонкий луч раскаленной энергии ударил из кончиков его пальцев вверх, прямо в густую зелень сосновых лап. Послышался треск горящих игл, в небо взметнулись насмерть перепуганные птицы. Задыхаясь от страха и не зная, откуда пришло к нему это знание, но точно зная, что это в его власти, Эшер усилием воли погасил магический свет, втянул его в себя. Потом медленно опустил руку, с тревогой взглянул на нее, посмотрел на искривленный, оплавленный ствол сосны.
Сердце отчаянно колотилось в груди, казалось, даже кровь в венах закипела от напряжения. Он еще раз удивленно посмотрел на свои пальцы, словно видел их впервые.
А ведь я был когда-то рыбаком.
Мэтт, наблюдавший за случившимся с открытым ртом, остался тем не менее на месте и лишь нахмурился неодобрительно, когда представление закончилось.
— Что у тебя с горлом? — первым нарушил молчание Эшер.
От него не ускользнуло, что Мэтт впервые за все время смутился.
— Меня схватили стражники… Уже потом, после твоего спасения… Я… я пытался покончить собой.
— Повеситься?!
Конюший пожал плечами.
— Знал, что меня будет допрашивать Джарралт. Боялся… Я бы не выдержал и все ему рассказал… И тем погубил бы тебя.
Джарралт! Эшер снова сжал кулаки так, что пальцы больно впились в ладони.
— Я хочу убить этого ублюдка. И я убью его, Мэтт, голыми руками. А из его костей сделаю… зубочистки!
Губы Мэтта снова дрогнули.
— Ты не одинок в своем желании…
— Как тебе удалось от него скрыться?
— Мне помог Пеллен Оррик.
Оррик. Еще одно ненавистное имя.
— Этот негодяй? — Эшер недоверчиво посмотрела на Мэтта.
— Теперь он знает, что его обманули. Я обязан ему жизнью, Эшер. И не суди его слишком строго. Он честный служака, но он не знал всего. Всех фактов.
Факты! Ну-ну…
— Так он теперь на вашей стороне?
— На нашей.
Эшер поморщился.
— А кто говорит про «нашу» сторону? Кто сказал, Мэтт, что я собираюсь к вам присоединиться? То, что вы спасли мне жизнь, вовсе не означает, что я должен вам помогать!
Мэтт в некотором сомнении поднял руку, почесал небритое лицо и тут же поморщился от прикосновения к еще не зажившим ссадинам.
— Послушай, Эшер. — Судя по тону, терпение его было на исходе. — Мне очень жаль, что у тебя нет времени над всем этим хорошенько поразмыслить. У нас на многое нет времени. Жаль, но это так. Мы сейчас в лесу, и ты отсюда ничего не можешь разглядеть. Но если выйдешь на дорогу, по которой тебя сюда доставили, или посмотришь с любой точки нашего королевства, то все увидишь сам.
— Что я должен увидеть? — сердито спросил Эшер. — О чем это ты толкуешь?
Мэтт поднял глаза вверх, словно пытаясь проникнуть взглядом сквозь толщу окружавших их деревьев.
— Я говорю о Стене, — сказал он, и голос у него дрогнул. — Эшер, Стена разрушается. Наступили Последние Дни. И без твоей помощи, без Невинного мага, ни у кого в королевстве нет ни малейшего шанса выжить.
Эшер ошеломленно уставился на него.
— Что я, по-твоему, должен на это сказать? Чего ты вообще от меня хочешь?
Мэтт развел руками.
— Честно? Чтобы ты это сделал.
— Сделал что?
— Принял свою судьбу. Исполнил Пророчество. Спас всех нас.
— Но как? Как, по-твоему, я должен спасать вас? Ваше дурацкое Пророчество говорит об этом что-нибудь? Объясняет как?