сумел остановить Байана.
Так почти половину ночи Бажан думал лишь об одном — ему признались в любви.
Но почему среди всех волшебников Вериана выбрала именно его? Почему она выбрала его, хотя он даже не из благородной семьи? Неужели ей не сумел понравиться ни один из соклассников Бажана? Почему же именно он? Бажан же даже и красотой особо не отличался. Ведь иногда, он пусть и нехотя, но хотел быть таким же красивым как Лин или тот же самый Деян. Бажан завидовал белизне кожи Лина и Деяна, а на свою пусть и белую, но все же не достаточно бледную, иногда, но, всё-таки, смотрел с некоторой долей отвращения. Ему не доставало благородства как ни крути. И это Бажан понял давным давно. И роста он ведь тоже не был высокого. Так почему же тогда Вериана выбрала именно его.
Что же он сделал такого и чем же сумел заслужить ее расположение?
На эти вопросы у юного господина Вирлиона не было ответов. Но перебирая в мыслях вопрос за вопросом, Бажан не заметил как уснул.
Проснувшись утром, он тихонько достал записку и прочитав сказанное там ещё раз, непроизвольно улыбнулся.
— И всё-таки когда тебе признаются в любви — это весьма приятно.
Но радостное настроение Бажана не продлилось слишком долго ведь в него прилетела уже ставшая привычной подушка Байана.
— Спать — это тоже весьма приятно, — пробурчал юноша перевернувшись на другой бок.
Но Бажан вместо того, чтобы положить подушку в сторону, бросил ее в хозяина этой самой подушки.
— Ну и спи, — недовольно бросил Бажан. Его разозлило, что слишком долго пребывать в мечтах ему не позволили и теперь юный господин Вирлион находился отнюдь не в добром расположении духа.
Но Байан ни сколько не обратил внимание ни на слова, брошенные в его адрес, ни на подушку, что тоже была брошена в него, а только продолжил посапывать, что-то тихо бормоча себе под нос.
Смотря на соседа Бажан вспомнил, что до сих пор так и не поговорил с сестрой. Поэтому решил, что сегодня точно попытается найти ее и поговорить. А помочь ему в этом был должен ни кто иной, как Байан.
Дождавшись пока тот проснется, Бажан подошёл к юноше и плюхнувшись к нему на кровать, протянул ему деревянную линейку.
Байан выпучил глаза, увидев такую тонкую работу.
Такая простая линейка, как могло показаться на первый взгляд, но цифры на ней были вырезаны столь искусно, что любой кто бы увидел их, не смог сдержаться, чтобы не засмотреться.
— Откуда у тебя такая тонкая работа? Она же наверняка стоит не один серебряный лепесток. Ты же не стащил ее у кого-то?
Бажана подобные слова обидели и он уже собирался встать и забрать линейку из рук Байана, как тот отпрянул назад.
— Не пойми меня неправильно, господин Вирлион, но я знаю множество видов линеек и лишь редко среди них можно отыскать столь искусную работу. В последний раз я находил неплохо вырезанную линейку когда мне было только девять лет. А с тех пор, хоть мой отец и отправлял мне разные линейки, среди них все равно не было таких, что можно назвать тонкой работой. Вот поэтому я и удивился. И ведь я слишком хорошо знаком с ценами на линейки и линейка, что ты дал мне должна стоить по меньшей мере пять серебряных лепестков точно. Если и вовсе не все десять.
— Десять серебряных лепестков? — с улыбкой спросил Бажан.
Лин к этому моменту тоже уже успел проснуться и умыться и услышав разговор ребят, заинтересовался и подошёл к Байану. Взяв у него из рук линейку, Лин осмотрел ее со всех сторон, а затем произнес:
— Пятнадцать серебряных лепестков.
И в этот момент не только Бажан выпучил глаза, но даже и сам Байан.
— Чего? Какие пятнадцать серебряных лепестков? Да это же самый что ни на есть грабеж. Ты чего же такое говоришь, господин Аларнон?
— А ты не видел как тонко вырезана каждая цифра?
— Видел.
— А ты не видел как тонко вырезана каждая палочка?
— Видел.
— Ну вот. Мало кому удаётся идеально вырезать оба эти элемента так, что эта линейка вполне стоит все пятнадцать серебряных лепестков, — отдав инструмент обратно Байану, Лин взглянул на Бажана. — Так откуда у тебя она?
Бажан топтался на месте, обдумывая говорить ли ему правду или всё-таки что-то придумать. Но решив, что особо смысла ускользать от настоящего ответа нет, вздохнул:
— Я сам ее сделал.
— Да ну! — Байан вскочил с кровати и схватил руки юного господина Вирлиона. — Вот прямо этими маленькими ручками? Да ну?!
— Эй! — Бажан спрятал руки в карманы, вернувшись к себе и сев на кровать, продолжил. — Ничего они у меня и не маленькие.
— А, ну да, да, ты прав, господин Вирлион. Уж прости. Просто твои руки…ай, ладно. И когда же ты только успел сделать эту линейку? Вас же должны были начать готовиться к соревнованиям гораздо позже. Но вместо этого вас же сейчас усиленно тренируют? Разве нет?
— Всё верно, — кивнул Лин. — Мне тоже интересно когда же ты успел это сделать?
— Иногда у меня было время и так, как я с детства что-то мастерю поэтому я и сделал линейку. У меня таких ещё пять штук.
— Пять штук? Чего? А ну покажи, — Байан подбежал к Бажану и плюхнулся на кровать юного волшебника. — Давай, давай!
— Разве пристало тебе марать руки и делать что-то самому? — спросил Лин.
На его вопрос Бажан ответил, попутно доставая из тумбочки ещё пять деревянных линеек разной длины:
— С самого детства ни у всех есть много денег, чтобы купить себе и своим родным всё, что захочется. И не все создания из поколения в поколение рождаются сильными и занимают высокое положение. Поэтому тот, кто обделён, как силой, так и статусом, вынуждены с детства обучаться различному ремеслу, дабы чуть что суметь прокормить себя.
— Получается ты с детства умеешь работать с деревом? — спросил Байан, увидев, как смолк Лин и сел к себе на кровать.
Бажан кивнул и протянул соседу пять линеек.
И описать восторг, что испытал Байан в момент, как увидел их, едва ли было возможно словами.
— Да ты шутишь что-ли? И ты все это время прятал такие драгоценности?
— Драгоценности? Это же не камни какие-то.
— Не важно! Работа настолько тонкая и искусная, что не каждое ожерелье из рубина может сравниться в утонченной работе с твоими линейками.
— Ну ты и сравнил конечно, господин Бираон.
— А я что же разве не прав?
