Корка с его предплечья стекла, и оно заблестело, словно дерево. Именно дерево предоставляло себя для преображаемой сущности.
Поняв, что же все-таки происходит, Линден достигла апофеоза. Сила дикой магии была велика, но сейчас недостаточно было даже и ее. Вейн и Финдейл требовали большего.
Вейн был сотворен столь превосходно, что, будучи рукотворным, смог воплотить в себе естественный Закон Роста. Создав его, юр-вайлы преобразили свое самоотвращение в красоту. Но он был напрочь лишен какого бы то ни было этического императива, равно как и чувства цели — за пределами его предназначения. Сущность Финдейла составляла сила, способная сделать Закон действующим. Но сам он, в силу присущей элохимам самопоглощенности, не мог придать ей значение. Вдвоем они могли составить совершенно новую сущность, но чтобы она возникла, чтобы состоялось преображение, требовалось участие человека, обладающего белым золотом.
Линден сделала все, что могла. Страх, гнев и сомнения она отбросила в сторону — здесь им не было места. В экстазе белого огня изливала она свою обостренную любовь к здоровью и исцелению, к Анделейну и Земной Силе. В экстазе белого огня она сама избрала цель, которую возжелала и тем самым сделала ее истинной.
В ее руках оживал новый Посох Закона.
Живой Закон наполнял сохранившиеся навершия, живая Сила сияла в волокнах новообретенного дерева. Старый посох испещряли руны, но этот был живым и ни в каких надписях не нуждался.
И когда пальцы Линден сомкнулись вокруг гладкого древка, ее едва не смыло волной открывшихся возможностей.
Почти мгновенно ее видение стало огромным, словно сама гора. Она чувствовала чудовищный вес и немыслимую древность Горы Грома, ощущала медленное, разрушительное дыхание камня. В лабиринте тоннелей, словно мошки, суетились пещерники. В бездонных глубинах затаились Опустошители. Где-то высоко над ней несколько уцелевших юр-вайлов наблюдали за Кирил Френдором — все происходившее каким-то образом отражалось в лужице кислоты — и приветствовали успех Вейна одобрительным лаем. Щека Линден ощущала жар раскаленной лавы. Мириады тоннелей, пещер, провалов и логовищ зияли болезненной пустотой. Отвратительный запах заполнял пещерятник, ибо протекавшая по Ущелью Предателя река иссохла и более не вымывала прочь отбросы и нечистоты. А на вершине пика, ожидая, когда призовут их к жизни, припав к земле, замерли Огненные Львы.
А затем дикая магия вынесла Линден наружу. Еще не успев осознать и половины новообретенных возможностей, она поднялась над Горой и увидела перед собой Страну.
Поднималось солнце. Хотя телесно Линден оставалась в Кирил Френдоре, обостренность восприятия позволяла ей чувствовать прикосновение Солнечного Яда с особой силой. Он пронизывал ее, словно нож, словно раскаленный, отравленный клык. Она стала слишком восприимчивой и слишком уязвимой, а потому непроизвольно отшатнулась назад, под защиту горы. Туда, где, широко раскрыв глаза, смотрели на нее Великаны, а на полу покоилось мертвое тело.
Солнце плодородия. Линден охватила дрожь. Сандер и Холлиан более всех прочих боялись солнца чумы, но для Линден солнце плодородия было отвратительнее любого другого, ибо извращало и коверкало саму жизнь.
Языки пламени лизали каменные стены, по полу пробежала длинная трещина. Великаны не отрывали от нее изумленных взоров.
Но времени у Линден оставалось все меньше. А она нуждалась в нем — нуждалась в отдыхе, утешении и покое, которые позволили бы ей укрепить дух, набраться смелости. Но давление неуклонно возрастало, и теперь ее удерживала здесь сила Посоха, ибо именно этой силой поддерживались Законы, в соответствии с которыми осуществлялись призыв и возвращение. Сейчас только сжатое в руке кольцо, цепкое прикосновение к гладкому дереву и столь же цепкая воля позволяли Линден противиться уносящему прочь порыву.
Она знала, что ей предстояло сделать.
Знала и страшилась этого.
Но знала и другое: стоит ей сейчас дрогнуть — и все страдания и потери окажутся напрасными. Она не могла потерпеть поражение. Она оказалась Избранной потому, что была способна выполнить последнюю волю Ковенанта. Это было непросто, но лишь тяжесть такого свершения соответствовала бремени ее долгов. Ведь одна мысль о том, что ей придется не только коснуться Солнечного Яда, но и впитать его, вызывала неодолимую тошноту и ни с чем несравнимый ужас. Она должна была стать Страной — так же как и вся Страна подвергнуться не сдерживаемому ничем осквернению Солнечным Ядом. Вновь оказаться запертой на мансарде рядом с умирающим отцом. Вновь быть подвигнутой к убийству матери.
Но она уже прошла через все это, прошла и обрела новую жизнь, несопоставимую с прежней. И спасенный ею на Небесной Ферме старик обещал, что она не потерпит поражения, ибо в мире еще есть любовь. Однако, испытывая потребность хоть в какой-то поддержке, Линден еще раз обернулась к Великанам.
Они не двигались. Их зрение не позволяло увидеть и осмыслить все происходящее. Но лицо Первой светилось неукротимой решимостью, кровь и грязь не могли замарать неразрушимую красу. Она походила на орлицу.
Красавчик же улыбнулся, словно взгляд Линден был единственным благословением, в котором он нуждался.
С помощью белого кольца и Посоха Закона Линден вытянула из Великанов усталость, восстановив их природную силу, и исцелила поврежденные легкие Красавчика. Затем, словно для того, чтобы еще раз проверить себя перед решающим испытанием, она распрямила его деформированные кости. Великан обрел способность держаться прямо и нормально дышать.
Но теперь у нее почти не оставалось времени. Ветер, дувший между мирами, крепчал, и она знала, что не сможет сопротивляться ему долго.
С мужеством отчаяния она открыла себя и по собственному выбору вновь вышла на Солнечный Яд. Его ужасная мощь превосходила все мыслимые пределы. Взору Линден предстала сломленная Страна — сломленная и умирающая, беспомощная, словно возникавший перед нею в ночном кошмаре, распростертый с ножом в груди Ковенант. Из его раны струилась кровь, сильнее, чем можно было себе представить. Из раны Страны истекала скверна. Не встречая отпора, она пожирала Землю, и с каждым восходом эта омерзительная страшная рана становилась все шире. Лишь сердце Анделейна оставалось нетронутым, но тлетворная сила порывалась захлестнуть и его. Сама земля в агонии истекала кровью.
И Линден оставалось лишь утонуть в этой трясине.
Страшная правда о природе Солнечного Яда заключалась в том, что его невозможно было сломить, разбить или сжечь. Любая попытка сделать это являла собой не более чем глупость.
