— Слушаюсь, госпожа.
Проходя через лагерь, Мелли услышала пение. Красивый звучный голос выпевал слова, идущие из самого сердца. Мелли повернула в ту сторону. В песню вступили другие голоса, и Мелли, обогнув командный шатер, увидела картину, вызвавшую у нее радостную улыбку.
Человек двадцать рыцарей, собравшись вокруг наспех устроенной колыбели, пели песню маленькому Герберту.
Андрис, совсем недавно доставивший сюда Мелли из Ясных Дубов, заметил ее и поманил к себе. Ее поставили в круг рядом с ребенком — теперь рыцари пели и для нее. Мелли казалось, что сердце ее вот-вот разорвется. Никто, услышав эту песню, не усомнился бы в доброте рыцарей. Глядя в их просветленные лица, слушая их нежное пение, Мелли поняла, почему Таул шел на все, чтобы спасти их. Есть на свете такое, за что стоит отдать свою жизнь.
И к тому времени, когда песня кончилась, а Таул въехал в лагерь, Мелли дала себе слово никогда не становиться у него на пути. Она освободит Таула от его клятвы, чтобы он мог стать главой ордена. После всего, что он для нее сделал, она просто обязана так поступить.
— Лекаря сюда. Быстро! — крикнул Таул с седла.
За спиной у него кто-то сидел. У Мелли перехватило дыхание. Быть этого не может!
И все же это был Джек, одетый в одну лишь покореженную почерневшую кольчугу и сам весь черный от дыма и ожогов. Мелли бросилась к нему со слезами на глазах. Значит, бывают еще чудеса на свете, и ее золотоволосый рыцарь способен их творить.
Мелли любила его безгранично.
Лекарь провозился с Джеком добрую часть ночи, пока пожар пылал в лиге к северу от них. Все эти долгие мучительные часы Мелли держала Джека за руку, вливала воду в его обожженные губы, мазала бальзамом его раны. Больше всего пострадали его лоб и руки, на теле было множество более мелких ожогов. Подходившие к ним рыцари предлагали помощь и советы, а Берлин принес сонное зелье. Лишь когда дыхание Джека стало легким и ровным, Мелли заснула сама.
Таул разбудил ее на рассвете.
— Вставай, Мелли. Надо ехать в город.
— Но… — Мелли посмотрела на обвязанную голову Джека, прислоненную к ее коленям.
— Джеку нужен сон. Ты уже сделала все, что могла. Хват присмотрит за ним, пока нас не будет. — Таул говорил ласково, но твердо. — Ты и ребенок должны ехать со мной.
Мелли не спорила. Она уже смирилась со своими новыми обязанностями.
Перед отъездом она постаралась принарядиться. Она до блеска расчесала волосы и скрыла ожоги под пудрой и притираниями. Старшая дочь хозяина гостиницы отдала ей свое лучшее зимнее платье, и Мелли переоделась в палатке Тирена. Ей было трудно из-за сломанной руки, но она не желала никого просить о помощи. Таул уже приготовил славного гнедого мерина и подсадил ее в седло — и тут, к великому неудовольствию Мелли, к ним подъехала Грил.
— Она что, собирается ехать с нами? — прошипела Мелли сквозь зубы.
— Она одна знает, что герцога приказал убить Баралис.
Мелли не нашла, что на это возразить, и только фыркнула.
— Но ребенка она не получит. Я сама его повезу.
Таул прыснул, и Мелли поразилась тому, какой юный и счастливый у него вид: он точно сам стал ребенком.
— Ладно, если хочешь, мы привяжем Герберта у тебя за спиной.
— Очень хорошо. — Мелли старалась сохранить серьезность, но не могла устоять против заразительной улыбки Таула. — Ну ладно, ладно. Пусть едет с нянькой.
Няня Грил лучезарно улыбнулась Таулу. Он ответил ей тем же.
Мелли сердито посмотрела на обоих, но заулыбалась, как только они отвернулись. Она чувствовала себя безумно, бесконечно счастливой.
Дорога до города заняла у них меньше часа. Мелли ехала во главе двухсот пятидесяти рыцарей и семидесяти высокоградцев. Прошел слух, что Баралис и Кайлок погибли, и в городе, оставшемся без начала, царила неразбериха. У ворот их встретила рота черношлемников, но вальдисские стрелки уложили несколько солдат, и пыл остальных сразу угас.
Мелли въехала в город не без тревоги. Люди стояли вдоль улиц и пялили на нее глаза. Многие не скрывали своей враждебности, а некоторые посылали вслед проклятия. Недавняя ликующая радость оставила Мелли. Будущее великого древнего города колебалось на весах, и его судьба зависела от Мелли и ее сына.
Как всегда в тревожные минуты, Мелли приняла самый гордый вид. Вскинув голову, она обжигала гневными взорами поносивших ее горожан. Она была замужем за герцогом и родила Брену наследника — она здесь в своем праве.
Когда отряд свернул на главную площадь, Мелли впервые увидела дымящийся остов, оставшийся от герцогского дворца.
Стены сохранились, но внутри зияла пустота: огонь пожрал мебель, деревянные балки и половицы. Дворец погиб, но Мелли не слишком сожалела о его гибели.
Завороженная этим зрелищем, Мелли не сразу заметила, что на площади собралась большая толпа. Она взглянула на Таула.
— Ничего, все в порядке. Чем больше, тем лучше, — улыбнулся он ей.
Мелли смотрела, как сотни людей запруживают улицы и переулки, клубятся вокруг фонтанов и заполняют каждую пядь мощенного булыжником пространства. Ей было страшно, но она не подавала виду.
Рыцари в полных парадных доспехах, с пиками, на статных, вычищенных до блеска конях полукольцом охватили Мелли, Таула и Грил. Желтое с черным виднелось даже на крышах: там на всякий случай разместились стрелки.
Когда площадь наполнилась народом до отказа, Таул въехал по нескольким ступеням на лобное место. Толпа, узнав в нем бывшего герцогского бойца, зароптала.
— Тихо, — скомандовал Таул, вскинув руки. — Выслушайте меня, прежде чем осуждать. — Его голос донесся до всех четырех углов площади, и народ затих. — Баралис и Кайлок прошлой ночью погибли в огне. Ваш город и ваша армия освободились из-под начала чужеземного короля…
— С какой стати мы должны тебя слушать? — крикнул кто-то из первых рядов. — Ты убил нашего герцога.
— Верно, — поддержали сто других голосов.
Таул потемнел, сжал губы, словно удерживая себя от ответа, и поманил к себе Грил. Мелли взяла у нее ребенка, и Грил поднялась на коне к Таулу.
Приосанившись в седле и распрямив свои узкие плечи, она рассказала о том, как подслушала разговор Баралиса с наемником, назвала сумму, уплаченную Баралисом, и имя убийцы.
А после поведала все еще не верящей толпе, как Кайлок десятками убивал аристократов, бросая их изувеченные тела в озеро. Когда кто-то обозвал ее лгуньей, она достала книжечку в переплете из свиной кожи и прочла имена всех жертв. Когда она назвала лорда Батроя, в толпе послышался голос:
— Эта дама говорит правду.