Какая-то мысль вертелась на краешке сознания и никак не хотела оформиться. Симбионт-инсект, чужая мертвая плоть или полено? Во всем этом было что-то неправильное. Я вынул скелет своей кисти и положил рядом с заготовкой. Да, сравнение было определенно не в пользу топорной деревяшки. Все эти фаланги, запястья, изящный каркас идеально подогнанных друг к другу деталей. Чтобы создать подобное из дерева, требовался резец мастера… Скажем, если вырезать что-то похожее на человеческую руку из дерева и привить этот протез к лозе…
…А еще лучше, если каркас будет выполнен из металла, а живое дерево Августы послужит заменой мышцам.
— Сестренка, как ты смотришь на то, чтобы поработать в команде?
Франческа
Я не знаю, что нужно делать, чтобы быть якорем. Поэтому просто каждый день молюсь о его возвращении.
Я не считаю дни. Стараюсь не впадать в тоску, говорю себе, что все в порядке. Я встречаюсь с друзьями, вышиваю, учусь играть на лютне, занимаюсь своими делами. Я спокойна и весела. Убираю подальше календарь, чтобы не заглядывать в него каждые полчаса.
Проходит неделя. Другая. Оговоренный месяц. Я каждый вечер приказываю готовить праздничный ужин, чтобы позже отправить его в урну, не притронувшись.
Элвин обещал, значит — вернется. Я верю. Верю и жду.
Он появляется ближе к вечеру на исходе второго месяца. Входит в дом, и я срываюсь, бегу ему навстречу. Он подхватывает меня на руки и кружит, целует. Крепко держит обеими руками. У него измученный, но счастливый вид.
— Получилось? — выдыхаю я и смеюсь, как в детстве.
— Не совсем. Показать?
— Конечно!
Снимает камзол, перчатку, закатывает рукав рубахи.
— О боги! — с благоговением и ужасом шепчу я, проводя рукой по его плечу и спускаясь ниже. Туда, где из живой плоти растет черная древесная лоза. Обвивает мышцы, переходит в бронзовое сплетение трубок, шарниров и шестеренок. — Это, наверное, было больно?
— Ничуть, — отмахивается он, и по глазам вижу — врет. — Ну, что скажете, сеньорита? Лучше, чем крюк, не правда ли?
— Красиво и пугающе, — честно отвечаю я. Механический протез вместо живой плоти и правда красив, как произведение искусства. И жуток, как все неестественное. — Это сделала твоя сестра?
— Совместная работа Августы и мастера Ардала. Он был должен мне услугу. А сестренка позаботилась, чтобы все это двигалось тогда и так, как мне надо, — сжимает металлические пальцы в кулак. — Прости, что так долго. Это потребовало времени.
— А магия?
Мрачнеет:
— Пока все так же. И гриски с ней.
А потом сжимает меня в объятиях так, что становится почти больно. Целует с яростной нежностью. И выдыхает:
— Я скучал!
Я прижимаюсь, задыхаюсь под жадными поцелуями, так и не успев ответить, что тоже скучала — безумно скучала, боялась, что он не вернется, и вспоминала его каждую ночь. Что мне не хватало его прикосновений, что снились сумасшедшие стыдные сны, а днем приходили еще более стыдные мысли, и что сейчас я умираю от желания…
Чувствую, как пальцы настойчиво и ловко распускают шнуровку, расстегивают потайные крючки. Эта сноровка выдает немалый опыт — мимолетная ревнивая мысль, которая уходит без следа. Слишком хорошо от того, что он рядом, здесь, мой.
— Всегда мечтал снять с тебя платье!
Руки тискают ягодицы сквозь тонкую шерсть, задирают юбки.
— Подними руки!
И захочу — не смогу ослушаться. Невозможно перечить, когда он говорит таким тоном.
Он стягивает с меня сразу платье и нижнюю сорочку.
Руки — одна горячая, а вторая возбуждающе-холодная и твердая, мало похожая на человеческую, скользят по моему телу. Шестеренки на протезе неприятно царапают кожу. Он, ругаясь, натягивает перчатку и клянется купить меховую варежку.
— Ммм… какие кружавчики, — это относится к вышивке и бантикам по краю панталон — смело, даже дерзко. И я краснею, опять как в первый раз, а могла бы уже привыкнуть, что он не упускает случая сказать что-нибудь по поводу моего белья и только потешается, когда я возмущаюсь.
Я помогаю ему снять рубаху, прижимаюсь обнаженной грудью к горячей коже и чувствую, как умелые пальцы гладят мои бедра сквозь тонкую ткань, пробираются в вырез панталон, чуть поглаживают, массируют, легонько нажимают и проникают внутрь. Ахаю и обмякаю в объятиях. Как устоять на ногах, когда с тобой проделывают такое?
Порываюсь снять белье, но он останавливает меня:
— Оставь!
— Что?!
От мысли, что он хочет вот так… не снимая, я становлюсь совсем малиновая. Почему-то секс в панталонах кажется в сотню раз непристойнее, чем без них.
— Нет, я так не могу, — бормочу я, распуская завязки.
— Не будь ханжой… а, ладно. Чулки хоть оставь.
Он позволяет батистовой тряпочке скользнуть по бедрам и снова гладит меня — там, внизу. Мягкими круговыми движениями, чуть надавливая пальцами. Чувствую, как от каждого прикосновения по телу расходится сладкий трепет, и уже понимаю, что мне мало одних лишь пальцев, а до кровати целых три этажа…
— К грискам кровать, — ответом на мои мысли.
— А где…
— В кресле, — заявляет он непререкаемым тоном, подхватывает меня на руки, делает шаг и усаживает лицом к себе. — Как девку!
Ерзаю, пытаясь устроиться удобнее, колени чуть скользят по атласу обивки. Пальцы — горячие человеческие и металлические в шелковой перчатке — гладят мою обнаженную грудь, обводят контур напрягшихся сосков, пока я, закусив губу, наощупь пытаюсь расстегнуть пуговицы на его штанах. Руки дрожат от нетерпения, и пуговицы поддаются не с первого раза. Словно наказывая за это промедление, его губы охватывают твердую вишенку соска, и я не могу сдержать всхлип. От нежных укусов по телу расходится сладкая судорога, отзывается жаром внизу живота.
Это все непристойно и восхитительно стыдно. Чувствую себя развратной, порочной, но от этого удовольствие становится только острее. Пожалуйста, я буду послушной, очень послушной, только пусть он продолжает делать со мной все это!
Охрипшим голосом он приказывает:
— Посмотри на меня, Фран.
Я ловлю его взгляд — глаза кажутся темными из-за расширенных зрачков. Чувствую, как ладони сжимают мои бедра, чуть приподнимают…
И я медленно опускаюсь, не отрывая взгляда от своего мужчины. Вскрик вырывается сам собой — нет желания сдерживаться. Почти коснувшись губами его губ, я ловлю ответный выдох, похожий на стон. Чуть помедлив, насладившись кратким мигом полного единения, слияния, я приподнимаюсь, чтобы снова опуститься, и каждое движение рождает новый стон. Жидкий огонь расходится по телу, стучит жарким, сумасшедшим пульсом. Я двигаюсь все быстрее и резче, хочу ощущать его внутри, хочу глубже…
