Тогда снизу впервые послышался рокочущий гул, а следом — пронзительный скрежет. Башня содрогнулась, из стен выпятились камни. Кроп вместе с хозяином поспешил наверх.
По стене побежала, разветвляясь, черная трещина. Раздался треск раскалывающегося камня, и башня пошатнулась. Камни свистели у Кропа над головой. Протерев глаза от густой, едкой пыли, он увидел впереди две фигуры, преграждающие ему путь.
Красные плащи, сопровождавшие правителя, светлый и темный.
Лишившись посоха, Кроп стал безоружен, а они были дюжие парни и ждали его с мечами наголо.
Лестница рушилась, подбрасывая в воздух ступени. Кроп согнул плечи, оберегая хозяина, и подставил руку под удары красных клинков. Одуревшие стражники тыкали в него мечами, но он почти не чувствовал боли. Он теперь был спокоен, белая ярость прошла. Кровь из ран струилась медленно и казалась неестественно горячей.
Башня накренилась вбок. Один из красных плащей оступился и с воплем полетел в бездну. Кроп, пройдя мимо другого, темного, получил уколы в печень и ягодицы. Потом стражник перестал колоть — решил, видимо, что пора спасаться. Кроп поднимался, чувствуя первые дуновения ночного ветра, и хозяин тоже чувствовал их.
Они вышли наверх, и тогда самая высокая на всем Севере башня рухнула, завалив обломками четверть города.
За час до рассвета в сухом русле стали слышаться странные звуки. Закутанному в одеяло Райфу чудились со сна плеск воды и крик большой голубой цапли. Когда он открыл глаза, все утихло, и легко было поверить, что он вообще ничего не слышал. Наполнивший русло туман струился с упругой силой воды. Когда это случилось впервые, Райф и пони спали посередине русла, и туманная река прокатилась прямо над ними. В тот раз, первый и последний, лошадка сплоховала: прижала уши, выпучила глаза и пустилась наутек.
С тех пор они на ночь каждый раз выбирались из русла и устраивались спать на берегу. Глушь полна призраков. Райф, глядя на незнакомые звезды, иной раз думал: может быть, он видит их такими, какими они были когда-то, давным-давно?
Несколько дней он думал, что Глушь водит его по кругу: каждый поворот русла и даже срезы пород в его берегах казались ему знакомыми. Как-то утром он нацарапал свой знак на плоской глыбе гранита, чтобы проверить, вернется он сюда или нет. Теперь он только усмехался, вспоминая об этом. В Глуши ничего не бывает просто. В тот день ему уже через час встретилась вторая глыба, до того похожая на первую, что он всерьез задумался, не стер ли кто-нибудь, человек или призрак, его пометку. Через два часа он стал сомневаться, оставил ли он вообще эту пометку или, может быть, — только собирался нацарапать на камне ворона.
Секрет Глуши, открыл он, заключается в том, что она заставляет тебя сомневаться в самом себе. Лучше вовсе не думать и не опасаться, что русло реки никуда не ведет. Если даже это и правда, тут уже ничего не поделаешь. Глушь ведет тебя туда, куда нужно ей самой.
Райф делал то, что зависело от него: мазал лошадке ноги, расчесывал ее, делил еду на порции, искал чистый лед, чтобы натаять из него воды. За все остальное отвечал не он.
Даже дни здесь не поддавались счету. Райф, кажется, провел в Глуши семь ночей, но не был в этом уверен. Из еды у него остались только сухари, вяленое мясо, несколько лепешек и овес для пони. Время можно было мерить и по количеству съеденных припасов.
Каждый день он чувствовал, как шевелится земля. От легких сотрясений с речных берегов осыпались камни, и тогда лучше всего было идти по самой середине русла. Два дня назад на речном дне открылись трещины. Райф, застигнутый пыльной бурей, хлопнулся на колени. Когда пыль улеглась, он увидел, что валуны величиной со стога сена сошли со своих мест и дно русла растрескалось на много лиг. Шатан Маэр, со страхом подумал он. Время истекает.
Он скинул с себя одеяло и встал. Туманная река растаяла, и на двух противоположных горизонтах занималась розовая заря. Райф, не обращая внимания ни на одну из них, занялся пони.
Порезы у нее на ногах подживали, и она не противилась, когда Райф мазал их. Лошадка уже усвоила, что за мазью, чисткой и перевязкой следует лакомство, и стойко переносила все неприятное. Каждый день Райф мысленно благодарил Фому, заставившего его взять лошадь. С ней он не был одинок — а Райф начинал с пугающей ясностью представлять себе, что может случиться с человеком, если он окажется в Глуши один.
Когда они снова спустились с берега в русло, Райф решил, что пора дать пони имя. Он задумался и почувствовал в груди знакомое сжатие. Каждое лошадиное имя заключало в себе ловушку. Лося, последнего коня Райфа, подарил ему Орвин Шенк, отец Битти.
Райф крепко провел рукой по лицу. Это и есть клан. Причинив зло одному кланнику, ты причиняешь зло всем.
Во что же он превратился? Нет нужды спрашивать — ответы содержатся в его собственных именах. Дюжина Зверей, Свидетель Смерти, Мор Дракка.
Ему оставалось одно: идти по руслу, не ведая, на восток он идет или на запад. Райф держал руку на шее пони, и это делало путешествие терпимым. Подходящее имя пришло ему на ум само собой во всем многообразии того, что было с ним связано: Медвежка.
Да, это имя ей годилось. Райф назвал ее так несколько раз, и лошадка наставила уши, как будто поняла. Она шла теперь бойчее и не боялась опираться на раненую ногу. Он выбрал хороший день, чтобы наречь ей имя.
Райф глубоко подышал, разгоняя сжатие в груди. Медвежка. Ему всегда хотелось иметь медвежий амулет, как у отца и Дрея, — теперь у него есть лошадь с медвежьим именем.
Так прошло утро — а может, и не прошло. Небо приобрело цвет, который Райф видел прежде только в глубоких, с обильными водорослями прудах. Тучи делали свое обычное дело — заслоняли солнце. Показалась и пропала дневная луна. В русле смотреть было почти не на что, кроме как на небо. Иногда Райф замечал вдали базальтовые шпили, нагромождения скал, а раз увидел прекрасно сохранившееся окаменелое дерево.
Русло то сужалось, то расширялось, но даже в самом узком месте оно, на взгляд Райфа, составляло не менее трети лиги. В его стенах среди камней и мерзлой земли Райф видел порой останки существ, которых не знал по имени. Протекавшая здесь когда-то река до блеска обтачивала твердый гранит и перемалывала в песок более мягкие породы. В середине дня Райф увидел такое, от чего у него волосы встали дыбом: врезанные в берег ступени. Они с Медвежкой подошли, чтобы рассмотреть их получше.
Ступени не доходили до дна, и к ним пришлось взбираться по базальтовым валунам. Медвежка ступала уверенно, зато Райф то и дело оступался. Это было первое дело рук человеческих, встреченное им в Глуши. Кто-то вырубил эти ступени, чтобы сходить к реке — возможно, для стирки или купания. Лестница означала, что где-то поблизости живут люди.
