Ознакомительная версия.
Зашипев, тварь отшатнулась и замерла на мгновение, а потом, резко подавшись вперед, сжала Белю громадными, острыми челюстями.
Внезапно Беля увидела перед собой отца. Она буквально онемела, поскольку никогда не встречала его в физическом облике, хотя узнала по стереозаписям и фотографиям. Беля не успела даже подумать о чем-либо, как отец подошел к ней и так схватил за горло, что стало невозможно ни двигаться, ни говорить, ни дышать.
— Какого черта ты делаешь?! — рявкнул он. — На что ты надеешься?! Кому ты нужна?! — каждое слово, как пощечина, хлестало Белю, и перед ее взглядом поплыли яростные серые глаза в длинных черных ресницах, красиво очерченные бледные губы, безжалостное, волевое лицо…
— Я приказываю тебе остановиться, — произнес голос в ее голове.
"Я приказываю" — "аэлиш" — эти слова с неотразимой силой отозвались во всем существе Бели, и на какой-то краткий миг, едва не стоивший жизни ей, старателям, всей ее неизмеримой работе на земле, всему будущему человечества — Беле показалось, что это и есть ее собственные мысли. Внезапно все ее существование — и особенно последние действия — представились совершенно абсурдным, лишенным всякой пользы фарсом; память обо всем смешалась, как распадающаяся на части головоломка, и закружилась вокруг в виде абсолютно чуждых Беле, неузнаваемых событий. Зачем она связалась со смертными, созданными из пыли? Зачем принялась блуждать по безнадежному, погибшему миру? Зачем ушла из дома? Зачем поссорилась с родителями? Создавалось впечатление, что каждый поступок в ее жизни совершался без малейших оснований и стоил неприемлемых, невосполнимых жертв. Беле захотелось не просто отдохнуть — умереть. Тяжелый гул крови в ушах усилился; она почувствовала, как гаснет сознание, и внезапно посторонний голос, навязчиво объявившийся у нее в голове, стал стихать и рассеиваться. Беля пошатнулась, но твердо взглянула отцу в лицо и, поскольку говорить было невозможно, произнесла одними губами:
— Ты мне никто.
В этот же момент челюсти Матки разжались, и Беля, не обращая внимания на глубокие рваные раны, оставленные гигантскими жвалами вдоль всего тела, машинально повторила в точности такой же маневр, как предыдущий, и даже более удачно: подняв в воздух несколько находившихся в пещере боевых излучателей для более точной их сонастройки, она сфокусировала выстрелом всю их мощь и направила световой поток во второй глаз Матки, расколов его начисто.
Тварь взревела и на этот раз отступила, закрывая лицо руками; трудно сказать, чего слышалось больше в этом крике — неземного скрежета неведомых чудовищ, холодного каменного гула или женственного, музыкального голоса матери, который Беля узнала. Сил на телепортацию у нее не осталось, и она устало спланировала в отдаленную часть подземелья, но ее незамысловатый маневр никто не заметил. За то время, пока Матка пришла в себя, Беля успела довольно тщательно, морщась не столько от боли, сколько от жалости к себе, досады на мать и нетерпения в предчувствии победы, залечить раны от укуса Матки и еще раз проверить периметр пещеры; в одной из расщелин мелькнула пробравшаяся таки имаго, и Беля несложным движением прихлопнула ее; а потом воздух в пещере начал сгущаться, словно бы проседать, и Беля поняла, что опомнилась Матка.
Вторая форма принялась со всей яростью бездумной, импульсивной стихии создавать и обрушивать огромные каменные глыбы — никто не смог бы материализовать такие массы породы в густом потоке белого света, который поддерживала Беля, но Вторая форма была в подземном мире в своей среде, и ей удавалось вызывать немыслимые по силе удары — однако, поскольку Матка почти ничего не видела, камнепад, хотя и пробивал бреши в световой сети, проходил мимо главной мишени — Бели. Беля, сконцентрировавшись, уворачивалась от осколков породы, ожидая момента, подходящего для решающего, убийственного удара. Окончательно отрешившись от всех мучительных переживаний, Беля расчетливо следила за мельканием световых полей, но последнее движение все равно получилось по наитию — поддавшись какому-то безрассудному порыву, она вдруг взмыла в воздух среди грохочущих каменных глыб, развернулась к Матке и, вложив в движение всю силу световой системы пещеры, отправила навстречу твари исполинский сверкающий смерч.
Казалось, в самих недрах планеты вздрогнуло что-то. Сыпавшиеся повсюду обломки породы в одно мгновение превратились в пыль. Вторая форма не получила видимых повреждений, но Беля мгновенно ощутила отток тяжеловесной энергии паразитарного камня, и увидела, как Матка словно запнулась. За ее спиной находился крутой обрыв в следующий, гораздо более обширный зал пещеры, и Матка, несколько раз беспомощно царапнув конечностями по склону, оступилась и свалилась вниз.
Беля не спеша подошла к провалу. Она слышала, что Матка жива и ворочается внизу, разбрызгивая воду — она упала в подземное озеро. Беля взглянула с края обрыва вниз. Громадная туша, казавшаяся бесформенной, возилась у дальней стены, пытаясь подняться на переломанных ногах. В какой-то момент Матка подняла голову и посмотрела на Белю разбитыми глазами, словно почувствовав ее взгляд; тогда Беля раскинула руки и легко прыгнула в черную воду.
Беля вдруг увидела себя в зале на Заповедной Высоте, знакомом с детства — в осевой зоне, где обитала мать и где так любила бывать, хотя ее неохотно допускали, маленькая Черона. На этот раз зал оказался пуст, и Беля с удивлением бродила из стороны в сторону, пока не догадалась подойти к зеркалу.
Оттуда на нее смотрела мать — пепельно-золотистые волосы, белое платье, беспомощные сапфировые глаза и мягкие губы. Матка помялась и сложила вместе кончики холеных белых пальцев, словно от волнения.
— Черона, дорогая, — начала она и виновато опустила крупные матовые веки. — Мы и не ожидали, что ты уже стала такой… самостоятельной, взрослой… — мать робко улыбнулась, продолжая ломать пальцы. — Я понимаю, — смущенно замахала она руками, — теперь мы не имеем права вмешиваться в твою жизнь, мы были ужасными родителями, и глупо пытаться… но… все же… мы ведь не совсем чужие тебе, правда? — Матка подняла на Белю умоляющий взгляд и снова улыбнулась. — Теперь, когда ты такая большая и все понимаешь… Прости нас, Черона? — не дожидаясь ответа, Матка торопливо добавила: — Мы понимаем, как были неправы, как несправедливы по отношению к тебе! Мы недооценили тебя. А когда ты ушла, мы… даже скучали… Мы не думали, что все так получится, и… что ты все так воспримешь… Но мы же любим тебя. Ты можешь вернуться к нам, Черона. Теперь все будет по-другому.
Ознакомительная версия.
