Сержант Панфило хлестнул вздлядом обоих болтунов.
— Времени у нас нет, чтобы вам, котам блудливым, каждую елгаванскую девку на кол насаживать. Вот закончится здесь война, обустроят нам веселые дома — обустроят, а скорей здешние займут, тут их много. А покудова юбки попусту не задирайте!
— Стареет наш сержант, — вполголоса заметил Теальдо. — Ему и потерпеть можно.
Тразоне кивнул со смехом. К несчастью для солдата, полголоса оказалось вполне достаточно, чтобы следующие полторы мили Панфило поминал всех родственников неосторожного.
К тому времени, когда сержант закончил, Теальдо уже казалось, что уши у него обугливаются. Убедиться в этом мешала только постоянно висящая в воздухе гарь. Беремоты и драконы двигались впереди основной массы пехотинцев, как это было и в южной Валмиере, с той единственной разницей, что в Елгаве, едва преодолев горные перевалы, они практически не встречали сопротивления.
Четверо или пятеро местных жителей сошли на обочину, пропуская альгарвейских солдат. На всех были грязные, рваные мундиры, но оружия ни у кого не видно было.
— Сударь, — спросил кто-то у капитана Галафроне, — разве не положено таких сгонять в лагеря для пленных?
— Проку не вижу силы тратить, — ответил выслужившийся из рядовых офицер. — Для этих война уже кончилась. Идут они домой — куда еще податься? А когда доберутся, всем и каждому расскажут, что нас не победить. Это мы и хотим втолковать всей Елгаве.
Такому здравомыслию могли бы позавидовать многие офицеры самых что ни на есть голубых кровей. Теальдо одобрительно кивнул. Эти елгаванцы уже ни с кем не станут воевать; они были настолько измождены и грязны, что, возможно, принадлежали к числу редких счастливчиков, вырвавшихся из «котла» по ту сторону гор. Зачем тратить время и отряжать солдат, чтобы препроводить их в лагерь?
Один из светловолосых елгаванцев погрозил кулаком восточному горизонту.
— Спалите наши дворяны! — крикнул он на скверном альгарвейском и повторил то же на родном наречии. Товарищи его закивали.
— Не боись, приятель! — бросил ему Тразоне. — Об этом мы позаботимся!
Теальдо не мог судить, поняли его приятеля елгаванцы или нет. Так или иначе, никакого значения это не имело. Король Доналиту еще не подписал акт о капитуляции, но война была все равно что окончена. Еще немало елгаванцев падет под огнем из-за упрямства своего монарха и немного альгарвейцев, но и это, с точки зрения Теальдо, было неважно. Когда скорлупа гор оказалась взломана, из нее легко было извлечь сладкое мясо.
— Пошевеливайтесь, ленивые вы ублюдки! — подгонял Галафроне своих подчиненных. — Поднажмите! Чем глубже мы воткнем нож, тем трудней будет чучелкам извертеться и тем больше крови они прольют.
Капитан прилагал все усилия, чтобы крепким словом и своим примером гнать роту вперед, но Теальдо заметил, что получалось у него не так убедительно, как в кампании против Валмиеры. Даже старый вояка полагал, что альгарвейцы находятся в шаге от победы.
Словно в доказательство этому, час спустя рота столкнулась с целой толпой елгаванцев, под присмотром нескольких альгарвейских охранников шагающих на запад, в плен. Смурными или несчастными кауниан назвать было трудно. Они улыбались, хохотали, перешучивались со своими конвоирами. Попасть в лагерь для военнопленных казалось им завидной судьбой.
— Вырожденцы ковнянские, — презрительно бросил Тразоне.
— Может, и так, — ответил Теальдо, — а может, и нет. Радоваться, что жив остался, вроде бы еще не преступление.
— Может, ты и прав, — отозвался Тразоне без особой уверенности. — Но ты, приятель, добрей меня выходишь, вот что.
Теальдо только плечами пожал. Затевать спор из-за елгаванцев казалось ему глупым, но в собственной правоте рядовой оставался убежден. Будь он елгаванским солдатом — особенно к востоку от гор, где никто не ожидал боев, — Теальдо, хотя и не вырожденец, сам радовался бы, что сохранил шкуру в целости.
Ближе к вечеру пара слишком упорных елгаванцев открыла огонь по Теальдо и его товарищам с заброшенного поля. Галафроне спустил на них всю роту, сказав только:
— Вы знаете что делать, парни. Взять их!
И альгарвейцы взяли — методично, словно траншею копали. Золотоволосые оказались славными солдатами, и противникам их пришлось потрудиться. Но двое против роты не продержатся долго, даже если укрытие у них хорошее. Один из елгаванцев погиб страшной смертью — луч ударил его под ребра, пока солдат палил в надвигающихся альгарвейцев. Второй бросил жезл, поняв, что ему не уйти, и поднялся, вскинув руки.
— Ладно, парни, — с улыбкой крикнул он на хорошем альгарвейском, — вы меня прижали.
В лагерь для военнопленных он не попал.
— С нами в такие игры не играют, — прорычал Тразоне, пробираясь сквозь кустарник обратно к дороге.
— Играть-то можно, — отозвался Теальдо, — только выиграть нельзя. Не в мяч и не в шашки играем — голова в закладе. Если кости скверно лягут, так просто из игры не выйдешь.
— Силами горними клянусь, ты прав, — согласился Тразоне. — Если кто возьмется палить в меня или в наших ребят — поплатится.
— Вся страна поплатится, — закончил Теальдо.
Приятель его кивнул, потом запрокинул голову и гулко расхохотался от восторга.
В деревне, где они остановились на ночь, елгаванцы, должно быть, пытались отбиться — половина ее выгорела дотла. Многие дома были разрушены взрывами, на стенах других остались шрамы от лучей станковых жезлов, вроде тех, какие стояли на спинах бегемотов. В ноздри Теальдо ударили кислая гарь и тошнотворный, сладковатый запах тления.
Несколько елгаванцев еще бродили среди развалин, сторожкие и пуганые, как сопровождавшие их деревенские псы. Взять с них было нечего; все, чем владели местные жители до того, как через деревню прокатилась первая волна вторжения, уже испарилось. Парочка самых смелых подходила к лагерю, клянчила поесть. Одни альгарвейцы бросали им куски, другие бранили и гнали.
Теальдо выпало стоять в карауле посреди ночи. Это был один из немногих случаев за все время вторжения в Елгаву, когда солдат ощущал себя на опасном посту. Если какой-нибудь упрямый каунианин вроде тех парней, что застали врасплох его роту, подкрадется к часовому, тому придется туго. Когда Теальдо вытряхнули из-под одеяла посреди ночи, солдат подумал, что его будет клонить в сон на посту, — да какое там!
Стоило мышке прошуршать в траве, как часовой уже целил, вскинувшись, из жезла в темноту на случай, если это окажется тварь более опасная. Стоило ухнуть сове, Теальдо подпрыгивал. Раз что-то в полуразрушенной деревне рухнуло с грохотом, и солдат распластался на земле, словно над ним пролетело крыло боевых драконов. Поднявшись, он чувствовал себя полным идиотом… но знал, что при любом неожиданном шуме вновь заляжет. Для любого солдата, который хочет дожить до конца войны, главным принципом должно стать «доверяй, но проверяй».
