Ознакомительная версия.
Савиньяки не враги Отечеству, но с ними нужно говорить на понятном им языке. Герцог Окделл мог это сделать, но рана и ссоры с сестрой выбили его из колеи, теперь время упущено, и все из-за этой закатной кошки Айрис и Спрута.
– Сударь, кони оседланы. Шадди сейчас будет.
– Хорошо. – Письмо матери он прочитает по возвращении. К полудню горожане расхватают все подарки и выпьют все вино. Можно будет выспаться и засесть за письма, а вечером Альдо дает Большой прием.
2
Его Высокопреосвященство поправил своего голубя и слегка наклонил седую голову:
– Благодарю за визит, маршал. Вы принесли немалую жертву, появившись утром после празднества.
– Ваше Высокопреосвященство, – подавил улыбку Робер, – это не так уж и трудно, ведь я еще не ложился.
– Я так и предполагал, – кивнул Левий. – Насколько мне известно, Квентина Дорака погубил шадди, но вы еще молоды, здоровы и хотите спать. Или вы предпочитаете касеру?
– Согласен на шадди, – во время разговоров с кардиналами лучше не пить, даже если кардинал кажется другом.
– Тогда садитесь. Я перенял у покойного Адриана обыкновение варить шадди собственноручно. Полагаю, эта маленькая причуда изрядно продлила Его Святейшеству жизнь.
Сильно сказано, и это только начало разговора, что же будет в конце?
– Я редко пью шадди. – Эпинэ уютно устроился в обитом кожей кресле, здесь уютным было все, от улыбки хозяина до медной, заполненной песком жаровни, у которой грелась трехцветная кошка. У эсператиста?!
– Такой шадди вы не пили никогда, – заверил кардинал, открывая массивный темный ларец, – я мелю зерна собственноручно. Вообще-то это следует делать непосредственно перед тем, как варить, но такую роскошь я позволить себе не могу. Вот и делаю запасы.
Робер кивнул, рассеянно наблюдая, как первый клирик Талигойи возится с коричневым порошком. Шадди пах остро и горько, это был чужой запах, и напоминал он о чужом. О гоганских куреньях, раскаленной сагранской пыли, оранжевых розах на террасах Равиата.
– Полагаю, вы хотите знать, как поживает герцог Алва? – равнодушным тоном осведомился Левий, засыпая шадди в похожую на песочные часы посудину.
– Хочу, – подтвердил Робер. Левий желает откровенности? Он ее получит. До определенного предела.
Кардинал открыл ларчик поменьше, в котором друг к другу лепились изящные коробочки и лежало несколько костяных лопаток.
– Этот набор специй для шадди я купил у морисских корсаров, за что меня, без сомнения, осудит конклав. Если узнает. Итак, наш неподражаемый узник... Я его навещаю дважды в неделю, хотя не думаю, что мои визиты доставляют ему удовольствие.
– А вам? – не выдержал Эпинэ.
– Трудно сказать, – кардинал взял на лопаточку несколько белых крупинок. – Рокэ Алва удивительно изящно умеет намекнуть, что не желает вас видеть, но мне он нравится. В наше время редко встретишь совершенство. Мои собратья во Истине полагают, что это от Леворукого, но я с ними не согласен. А вы?
– Я? – подобные вопросы всегда ставили Робера в тупик. – Алва – странный человек, но я ему обязан жизнью. Правда, не знаю, сколько раз. Мне не хотелось бы, чтоб с ним поступили недостойно.
– Вот как? – кардинал казался удивленным. – Я слышал про Сагранну, а разве было что-то еще?
– Как вы думаете, – задумчиво произнес Робер, – мог герцог Алва случайно задержаться у Ренквахи?
– А, – понял кардинал, – вот вы о чем. Пожалуй, я с вами соглашусь. Если б кэналлиец хотел уничтожить всех сторонников Окделла или захватить вожаков, он бы так и сделал. Передайте мне кувшин с водой. Некоторые заливают шадди кипятком, но это – кощунство.
Кувшин был большим, серебряным, с гравировкой – гривастый лев держал в высоко поднятой лапе казавшуюся мечом свечу.
– Память, – ответил на невысказанный вопрос Левий. – Так вот, света и воды у Алвы не меньше, чем у нас с вами, а гитару без струн он, представьте себе, не отдал. Приспособился пальцы на ладах разминать или что-то в этом роде. Я не музыкант, не знаю...
– Я тоже не музыкант, – хоть и схватился ночью за чужую лютню и чужую песню, – но я рад, что с Алвой обращаются хорошо.
Его Высокопреосвященство налил воды в серебряный мерник.
– Если вы не уснете еще несколько минут, то не уснете до полудня. Я вас предупреждаю.
– Это будет весьма кстати, – как же он устал, не за ночь, за осень, за проклятую, бесконечную кровавую осень. – Я собирался проехаться по улицам, мало ли что...
– Опасаетесь волнений? Еще рано. – Тоненькая струйка полилась в шадди, запах стал сильнее. – Я пережил «Хёгредскую заутреню». То, что фитиль тлеет, было ясно за пару недель. Между прочим, с вашей стороны неразумно так мало спать, тем более другие гости разъехались часа четыре назад.
– Пришлось задержаться, – ответ вышел неприлично коротким, и Робер торопливо пояснил: – Во время приема оскорбили кагетского посла, мы пытались найти того, кто это сделал.
– И не нашли, – кивнул Левий, отставляя мерник. – Что ж, расскажите, как оскорбили гордого казарона.
– Ему подменили верительные грамоты, – скрыть улыбку Иноходец не сумел, – в которых назвали «гайифской усладой». Вы слыхали про Сузу-Музу?
– Доводилось, – кардинал угнездил свою посудину в раскаленном песке. – А вспомнили ли вы, что доблестный Бурраз после вашей победы сменил казара? При Олларе он представлял сына Адгемара.
– Охотно верю, – от бессонных ночей и вправду тупеют, – но как это связано...
– Маршал, – вздохнул Его Высокопреосвященство, – прошу вас, не становитесь экстерриором, даже если Вускерда сбросят в Данар. Сколько времени займет путешествие из Олларии через Варасту, Сагранну и Западную Кагету к казарону Хаммаилу и обратно? Мог наш посол получить верительные грамоты ко дню коронации?
– Нет...
– Значит, их подделали, а кто подделал одну бумагу, подделает и другую, похожую на первую. Я бы спросил Бурраза-ло-Гаусхара о том, чьими услугами он воспользовался.
– Да, мы об этом не подумали. – Все лежит на поверхности, жаль только, что не просто смотреть, но и видеть дано не всем. – Благодарю Ваше Высокопреосвященство за совет.
– Не за что, – вежливо ответил клирик. – Признаться, у меня в последние дни было отвратительное настроение. Вы меня развлекли, так что я у вас в долгу, а надо сказать, я терпеть не могу быть кому-то обязанным. Поэтому я вас удивлю. Что вы скажете про посла Дриксен?
– Он заменил заболевшего дуайена. – Если тот, разумеется, заболел. – Его Величество был с ним весьма любезен и пожелал кесарю всяческих успехов.
– А что фок Глауберозе?
– Поблагодарил.
– Граф – отменный дипломат, вам следует брать с него пример, – посоветовал кардинал, прихватывая щипцами сосуд и шевеля им песок. – Да будет вам известно, вчера утром пришло известие из Метхенберг. Западный флот Готфрида разбит наголову, можно сказать, его вообще нет.
Ознакомительная версия.
