– Вот только тебя, Сердитый, как всегда, не спросили.
– Кончайте препираться, господа, смею напомнить – мы тонем!
– Да в этой луже, пожалуй, потонешь…
– За борт! Все за борт! Живо!
– Может, все же не следует, дорогие коллеги? Воды-то, гляньте, черные, как сердце Бансрота…
Неллике не стал слушать продолжавшиеся препирательства склочных пассажиров злополучного корабля – он бежал прочь. Остроклюв в очередной раз пережил крушение своих планов, но справился с этим на удивление быстро. Он знал, что все равно не сдастся, переиграет злодейку-судьбу и отомстит, жестоко отплатит всем, кто встал на его пути. Нужно только на время исчезнуть, скрыться, смешаться с толпой. В разоренном войной человеческом городе это будет сделать не трудно…
– Постой! Неллике! Не бросай меня, слышишь?! – Эльфийка неслась через парк, крича ему вслед. Она то и дело спотыкалась, голые ветви деревьев хлестали ее по лицу.
Остроклюв повернулся и с раздражением посмотрел на увязавшуюся за ним женщину. Велланте тоже остановилась, тяжело дыша. Эльфийка выглядела крайне уставшей и изможденной. У нее уже не было сил бежать. Но не это было сейчас главным – теперь, когда ему нужно было исчезнуть, оставшаяся без своей магии чародейка стала для него обузой. А что до того, что она делила с ним ложе… что ж, она сама виновата в своей доверчивости…
– Не оставляй меня, ты обещал, – взмолилась эльфийка.
– Не оставлю, – он подошел и крепко обнял ее.
Пальцы чародейки судорожно вцепились в его плечи, как утопающий хватается за спасительное бревно. Но то, что произошло дальше, заставило эльфийку тихо вскрикнуть от боли, а ее пальцы – разжаться. Остроклюв оттолкнул ее от себя, оставив торчащий в ее боку кинжал с серебряной рукоятью. Черная ткань платья начала быстро пропитываться багровым. Велланте пошатнулась и упала, не произнеся больше ни слова, – все было сказано уже давно, и этот его удар лишь освободил уставшую страдать душу из плена любви к нему.
Остроклюв бежал через осенний парк, глаза его были пусты, а ноги тонули в опавших листьях…
* * *
Маленькая птичка с острыми и синими, как само небо, крыльями радовалась свободе. Она взмывала ввысь, ныряла и порхала среди серой пелены облаков и набухающих туч, заливаясь торжествующими трелями. Ее больше не удерживал магический поводок, и птица могла в любой момент вернуться домой, забыв долгие годы службы, как страшный сон. Скоро она так и сделает, но сейчас ей доставляло невероятное удовольствие просто рассекать небо по собственной воле, не выполняя чей-то приказ. Сегодня она обрела свое второе рождение, она была как едва оперившийся птенец, впервые покинувший штормовое гнездо, исполненный восторга и наивности. Сегодня птица могла делать все, что хотела.
Она желала похвастать своей свободой, поделиться с кем-нибудь переполняющими ее радостью и торжеством. Но собратьев нигде не было видно, а возвращаться к эльфу, ее бывшему хозяину, птица боялась (вдруг он передумает и снова накинет поводок?), но оставался еще тот смешной человек, который передавал ей письма и восхищался ее полетом. Где же он?
Мартлет начал искать его, кружа над городом людей. Безногие синие птички всегда безошибочно находят тех, кому нужно донести письмо, где бы он ни был. За это их и ценят эльфы, поэтому и ловят этих пернатых в грозовых облаках. Но сейчас человек словно исчез, будто его и не было вовсе. Мартлет снизился до самых крыш, высматривая свою цель, и только тут почувствовал слабое биение сердца того, кто был ему нужен. Птица стремительно рванулась в указанном этим чувством направлении, взмывая над крышами и ловко облетая дымоходы и флюгеры.
Наконец мартлет нашел его. Человек лежал посреди улицы, рядом находилось еще несколько изувеченных тел. Он умирал. Сердце раненого почти не билось, дыхания уже не было. Другая душа на его месте давно рассталась бы со своим телом, но этого человека слишком многое держало на этом свете, он цеплялся за жизнь до последнего, упрямо не желая отправляться по лишенной дождя, ветра и облаков Черной Дороге. Человек так хотел увидеть рождение своего птенца, своего первенца, в нем было столько невысказанной любви и нежности, что птице стало его жалко.
Мартлет опустился ниже, зависнув в воздухе над самым лицом Сегренальда Луазара. Нежданный спаситель яростно махал крыльями и что-то пел, отгоняя прочь того, кто уже громыхал своей телегой неподалеку, всматриваясь в обочины и выискивая эту душу. Птица осторожно коснулась клювом успевшей остыть кожи и издала длинную трель. Словно дожидаясь именно этого, человек открыл глаза.
– Мартлет – к дождю, – прошептал маркиз Луазар.
Птица тут же вспорхнула в небо и скрылась среди черных туч. В подтверждение его слов по осунувшемуся лицу и спутанным волосам начали стучать дождевые капли. Сегренальд еще долго лежал и всматривался в плачущее небо. Начинался дождь…
* * *
Танкред в сопровождении семенящего за ним следом Джона Кейлема входил в ворота замка Бренхолл как победитель. Хотя почему «как» – он и победил. Четверо солдат несли на длинных жердях привязанного к ним мертвого пернатого монстра, чье брюхо раскачивалось под растяжкой в такт шагам носильщиков, а огромные крылья были привязаны друг к другу, чтобы не волочились по грязи. Следом за огромной убитой птицей в замок входили отряды выживших после полуторасуточных городских боев солдат барона Бремера.
Во внутренний двор высыпали все обитатели Бренхолла: и слуги, и благородные сэры и леди. Никто ничего не понимал. Подчас до Танкреда долетали обрывки странных фраз вроде: «Как это они спелись-то?», или «Неужто продались?», или «Что же, люди добрые, творится-то? Кто ж из них-то?». Вообще все жители замка показались их повелителю и родственнику несколько сонными: они стояли, как пыльными мешками прихлопнутые, обменивались недоуменными взглядами и выражали, по меньшей мере, апатию, а по большей – так и вовсе страх и удивление. Среди прочих выделялась тонкая фигура леди Софи, прижимающей к себе дочь. Танкред одарил ее безжалостным взглядом – ничего, он после разберется с предательницей.
– Где все эти Бансротовы глашатаи? Кто возвестит о моем возвращении в замок? Кто раструбит о нашей славной победе? Неужели мне глотку надрывать самому?
– Может быть, я, милорд?
– Что? Ты, Джон? Да у тебя же голос хуже, чем у шутовской погремушки из свиного пузыря. Нужно кого-нибудь отыскать посоловьинее, так сказать.
– Будет исполнено, милорд, но… позвольте спросить, господин барон, – Джон Кейлем опасливо поглядел на убитую птицу, – что вы собираетесь делать дальше с этим… монстром?
