и не споткнуться, иначе бы он волок ее по полу. Не имея понятия, куда они идут и чего хочет, спросить его об этом и вовсе не смела, так как боялась безумно. Идя по длинному коридору, освещённому факелами, Ульвадра поняла, что ещё не была в этой части замка. Она вообще редко куда заходила, кроме кухни, столовой и комнат нескольких придворных, и даже понятия не имела, в какой части замка находится её супруг, в целом эта мысль пришла к ней только сейчас, и она очень надеялась, что свёкор ведёт её в комнату супруга. Но все догадки были ошибочными. Ормар отворил тяжёлую дверь и впихнул Ульвадру в помещение и сразу же запер там. Девушка оказалась в оружейном хранилище. В комнату просачивался тусклый свет из небольших окон, что были высоко под потолком. Стены увешаны мечами и кинжалами. Самый большой меч висел отдельно от остальных, массивная белая рукоятка в виде головы волка, стальное лезвие клинка более метра длины. Ульвадра даже не решалась тронуть его, сам вид он был острым и устрашающим. Упругие луки и стрелы, копья и тяжёлые булавы, рыцарские пики, боевые топоры, всего было так много, что у девушки разбегались глаза, и от увиденного количества оружия ей стало дурно, и она присела на холодный каменный пол. Пленница даже не пыталась стучать в запертую дверь, понимая, что жалобными криками она вряд ли добьётся освобождения, поэтому решила просто ждать, когда её выпустят.
20. Оска
Время близилось к вечерней трапезе, но девушка не спешила покидать личные покои. Гуляя днём по саду, она несказанно удивилась, как ей стало легче дышать, она наконец смогла вдохнуть, почувствовать запах летнего тёплого дня, как давно она не замечала этого. Но прогуливаясь по саду, почувствовала тяжесть в животе, острая боль пронзила всё тело, что она ненароком вскрикнула, чем сразу привлекла внимание для помощи. Служанка, шедшая на несколько шагов позади, подбежала и схватила женщину за плечи. Без посторонней помощи добраться до своего убранства Оска уже не смогла. Медленными шагами она и служанка шли обратно в дом, испуганная женщина приговаривала прислуге скорее довести её до комнаты, так сильно ей хотелось отдохнуть.
Добравшись до постели, она прилегла, но боль в животе не прекращалась, а моментами ещё сильнее усиливалась. Испуганная девушка прижала ладони к животу и нежно гладила его, старалась отогнать плохие мысли подальше, предполагала, что это видимо сказывается усталость от знойной погоды. Окна в комнате наглухо закрыты, входная дверь также заперта, и хоть летние дни дарят солнечную погоду, в камине рядом с кроватью потрескивают дрова. Служанка ни на минуту не покидала её, помогла снять тесное платье, делала тёплые накладки из ткани на лоб и дала выпить похлёбку из заячьего жира. От духоты и жара, что воцарилась в комнате, Оску клонило в сон, но служанка не давала уснуть. И когда время подошло к вечерней трапезе, женщина поняла, что не сможет присоединиться к супругу, так как резкие боли не проходят, и что, вероятнее всего, она родит ребёнка, хотя следившая за ней повитуха уверяла, что появляться наследнику очень рано, ведь прошло всего лишь половина срока, она не стала тешить её надеждами, твёрдо сказав, что наследник родится мёртвым, иначе живой бы он радовался единению с матерью. Женщина испугалась за дитя, уже более 10 лет жизни с супругом Гамли она мечтала родить ему сына, но беременность всегда прерывалась. Лишь однажды Оска сумела выносить ребёнка до положенного срока, но рождённый мальчик прожил всего одну ночь. Гамли требовал наследника от жены и проклинал ее всякий раз, когда ее беременность обрывалась, он грозился сдать её в прислужницы в дом его родителей, если та не сможет выполнить свою главную функцию. Оска не боялась угроз супруга, любое его решение Оска примет с чистым любящим сердцем, но всей душой ей хотелось подарить ему сына, чтобы хоть раз смогла порадовать его. Как только их родители заключили договор брака, девушка сразу приняла решение любить своего мужа, как и её мать, чтобы быть счастливой с ним и быть с ним в добрых отношениях. Гамли же не разделял тех взглядов. Серая невысокая девушка с реденькими волосами и пухлыми руками не прельщала оваций со стороны, её трепетная молчаливость и покорность лишь вызывали раздражение молодого супруга. На любую просьбу она отвечала согласием, никогда не смела перечить или заговорить с супругом сама. Даже попытки зачать ребёнка она принимала за свой долг, при этом не принося наслаждения мужу. Гамли понял, что из супруги не выйдет ни хорошего собеседника, ни страстной жены, поэтому требовал выполнить хотя бы главное предназначение, но и с этим она справиться не могла.
Доселе живот Оски был едва заметен под свободным платьем, но за несколько часов он вдвое увеличился в размере. Женщина, не прекращая, кричала от пронзающей боли. Все тело распухло, лицо покраснело, даже белки глаз налились багровой пеленой. Служанки не смогли спокойно раздеть её, она брыкалась и вырывалась из них рук, молодые помощницы разорвали дневное платье, чтобы освободить хозяйку из натиска шёлка и бархата. В комнате становилось всё жарче, по наставлению главной повитухи, в камине разожгли пламя, дабы не застудить малышей. Сморщенная старуха с серой прозрачной кожей тоже скинула с себя всю одежду и приготовилась принимать роды у своей дочери. Они обе не желали, чтобы Гамли узнал о случившемся раньше времени, для облегчения боли старуха дала выпить настой трав.
Оска успокоилась, повитуха обложила её тело мокрой горячей тканью, надавливала на живот, он стал ещё больше, что девушка уже не видела за ним старуху. Когда начал показываться малыш, она закричала громче прежнего, но мать уже не успокаивала её. Она выгнала всю прислугу, чтобы остаться с дочерью наедине, и строго настрого запретила кому-либо шептаться о происходящим. Как только молоденькие девочки покинули их, старуха не своим глубоким и гортанным голосом начала петь песни, наполняя жаркую душную комнату хриплыми звуками. Она приняла окровавленного крохотного младенца, что помещался у нее в ладонях, он пищал еле дышал и задыхался от собственного визга. Но за первым младенцем появились ещё трое. Старуха испуганными глазами смотрела на них, тощие, размером чуть больше ладони, перед ней барахтались четыре крохотные девочки, с опухшим лицом и маленькими глазками. Их ручки и ножки были словно тростинки, а тельце с прозрачной кожей хоть и испачкано сгустками крови, не скрывала внутренностей младенцев.
Лишь после родов пронзающая боль отступила, живот спал и обмяк, но тревожное состояние доводило до паники. Она не представляла, как
