Стражники словно ждали этого. Они выхватили оружие и стали атакующим полукругом перед Лотаром и Рубосом. Старый вояка из Мирама вскочил, опрокинув табуретку, присел в боевой стойке, выставил вперёд руки, готовый к драке.
Лотар внимательно осмотрелся. Главное — как защитить Рубоса. Скорее всего, Лотару удастся прикрыть его от арбалетчиков, замерших у противоположной стены. Сразу-то они стрелять не будут, им помешают свои, а это, что ни говори, шанс… Нет, так рисковать нельзя. Если существует хоть малейшая угроза его жизни, следует быть послушным. Пока.
Капитан неистовствовал:
— Без глупостей, идиоты! Я могу сделать с вами всё, что захочу, и ничего мне не будет, поэтому… Меч на стол, ты, молокосос!
— Ты всегда такой смелый, когда тебя прикрывает десяток медных лбов? — холодно усмехнулся Рубос.
Капитан размахнулся и ударил Рубоса, но наёмника нельзя было достать так же просто, как духанщика. Неожиданно кулак капитана оказался в огромной руке Рубоса. Все затаили дыхание. Послышался треск суставов, и Рубос оттолкнул капитана. Тот, кусая губы от боли, принялся растирать раздавленную кисть. Мечники подняли оружие.
— Мы сдаёмся, господа. — Лотар достал Гвинед из-за спины и положил его на стол. Потом добавил к нему кинжал. — Только обращайтесь с этим мечом аккуратно, господин капитан, ему цены нет.
— Стану я… — Мучительное выражение не сходило с лица капитана.
— Я ещё раз прошу обращаться с этим клинком аккуратно, — сказал Лотар и понял, что, пожалуй, этого будет достаточно. Перегнув палку, он добьётся обратного.
— Да, кстати, дружок, — добродушно, с деланной пьяной расслабленностью спросил Рубос, — ты забыл сказать — мы арестованы или как?
— Я должен разоружить вас и доставить во дворец. — Капитан подошёл и взял Гвинед так осторожно, словно он был раскалён докрасна. После этого злость снова вспыхнула в его воспалённых глазах. — А там вас, скорее всего, вздёрнут на дыбу как бродяг и разбойников.
Лотар повернулся к духанщику и приказал:
— Наши кровати, добрый человек, оставь за нами. За них заплачено.
Допив из кружки воду, чтобы она не пропадала зря, Лотар, поёживаясь от тычков в спину, впрочем довольно деликатных, вышел из духана. Рубос, переругиваясь с капитаном, топал сзади.
За крохотным окошком под потолком стояла темень, как будто никогда не существовало ни звёзд, ни месяца, ни даже факелов. В камере было прохладно, и Лотар с удовольствием разлёгся на каменном, довольно чистом полу, отдав свою подстилку Рубосу. Впрочем, наёмнику не сиделось, он расхаживал из угла в угол. Его шаги отдавались в коридоре щёлкающим, гулким эхом.
— Рубос, сядь, пожалуйста, — попросил Лотар. — Из-за тебя ветер поднялся.
Тот остановился, потянулся и, стараясь не казаться рассерженным, пророкотал:
— Удивительно, как ты можешь оставаться таким спокойным! Арестовали ни за что, отобрали оружие, и какое! Сняли пояс, в котором было триста цехинов — этого бы хватило, чтобы до конца дней жить в роскоши, словно гурхорский принц. А ты!..
— Ну вот, теперь и гром загрохотал, — прокомментировал Лотар.
— Отвечай — почему ты не дрался, если всё, по твоим словам, так просто? — Неожиданно глаза Рубоса округлились, он с недоверием воззрился на Лотара, а потом с силой втянул воздух, стараясь успокоиться. — Или ты подумал, что я не выдержу схватки с этими ватными куклами? Ты меня пожалел?
— Глупости, ничего такого мне и в голову не приходило, — солгал Лотар.
— Тогда почему?
Лотар подложил ладони под голову и стал смотреть на невысокий сводчатый потолок, на котором играли блики от единственной, освещающей камеру свечи.
— Понимаешь, это всё предопределено. И я решил, пусть случится то, что должно случиться.
— Что именно?
— Пока не знаю, но скоро всё прояснится.
— А если всё-таки — ловушка? Если этот король Конад, чтоб его… — Рубос вовремя прикусил язык — камера могла прослушиваться, — …величество правил во веки веков! — Лотар хмыкнул и подмигнул другу. — Если он задумал сыграть с нами какую-нибудь из тех шуток, после которой нам будет не до смеха?
— Не думаю. Во-первых, Ашмилона — торговый город. Здесь привыкли к чужакам и обращаются с ними неплохо, иначе давно распугали бы все караваны. Во-вторых, всё делается, по-видимому, с разрешения достаточно авторитетного лица, а это значит, что мы нужны им больше, чем они нам. И в-третьих, я полагаю, ещё ничего плохого С нами не случилось.
— А деньги?!
— Что деньги? Как забрали, так и вернут. Повторяю, мне почему-то кажется, что мы им нужны. А этот капитан просто перестарался. К тому же он всё-таки держал себя в руках.
— Но лишь после того, как понял, что их не следует протягивать слишком далеко.
— Да, Рубос, ты сделал то, что требовалось. Знаешь, не будем терять время. Лучше займёмся делом. Ты прожил здесь на три дня дольше и, наверное, каждый день прогуливался по базару. Расскажи, что ты слышал, что вокруг происходит?
Рубос вздохнул, подошёл к подстилкам и сел, поджав ноги. Почесал подбородок, многодневная щетина заскрипела под его пальцами.
— В общем, дело довольно поганое. Сам знаешь, я не знаюсь ни с колдовством, ни с колдунами. — Он усмехнулся. — Ну, разве что вот попал в компанию с оборот…
— Ближе к делу, — оборвал его Лотар. Простодушие друга временами казалось ему прямо-таки опасным.
— Как говорят, в городе объявилось некое чудище. Оно способно вселяться в любого, кого выберет, и заставляет делать всё, что угодно. Причём человек даже не представляет, что стал рабом этого демона. — Рубос помолчал. — Особенно оно свирепствует, как и положено, по ночам. Не раз и не два почтенные, законопослушные люди просыпались и обнаруживали свои руки и грудь залитыми кровью, находили у себя во рту куски сырого мяса… А стражники вылавливали из канав разорванные, обглоданные невиданным образом трупы людей и животных.
— Как оно вселяется в человека и почему выходит из него?
— Говорят, что в королевском дворце все уже давно не смотрят друг другу в глаза. Что перед тем, как предстать пред светлые очи короля, нужно попасть к его главному колдуну Илисару, который внимательно изучит взгляд того, кто добивается аудиенции. Собственно, двора уже нет. Те, кто был посвободнее, давно удрали в отдалённые замки, а те, кто не смог оставить службу, отправили туда семьи и завели такие же правила приёма, что и в королевском дворце. Больше всего, конечно, страдает торговля. За полгода местные купцы не распродали и сотой части товаров, которые обычно вывозили к соседям. Местные караванщики жаловались, что, узнав, откуда они, их начинали преследовать, как бешеных псов. Да что там говорить, караваны из Ашмилоны не пускают к себе даже иные подданные Конада!