Час спустя, может, чуть позже, мы уже стояли на берегу и наблюдали за тем, как течение уносит труп с глаз долой.
— Даже описать не могу, как сейчас счастлив, — сказал я.
— Ты только что это сделал, — возразил он. — Ладно, давай назад.
Мы вернулись, но, миновав мой дом, он, не снижая скорости, побежал дальше.
— Куда мы направляемся? — наконец, не выдержал я, когда на втором перекрестке он свернул налево.
— Я же сказал, что искал тебя специально, чтобы переговорить. Но сначала я тебе кое-что покажу. Если я правильно ориентируюсь во времени, сейчас примерно около полуночи.
— Да, около того.
Мы приблизились к местной церквушке. Внутри светились тусклые огни.
— Передняя дверь, скорее всего, закрыта, — в раздумье промолвил он. — Да и не надо нам туда.
— А что, мы собираемся проникнуть внутрь?
— Таковы мои намерения.
— Ты бывал там раньше?
— Да. Я знаю один кружной путь. Мы войдем через задний вход, если никого там не будет, проскочим небольшой вестибюль, свернем налево, а через несколько шагов — направо и вверх по узенькому коридорчику. Если все чисто, мы очутимся в ризнице.
— И что потом?
— А потом, если правильно выберем место для наблюдения, то кое-что увидим.
— Что?
— Мне и самому интересно. Так что пойдем посмотрим.
Мы обежали здание, подкрались к заднему входу и прислушались. Установив, что с другой стороны двери никого нет, Ларри поднялся на задние лапы — выглядел он в этом положении куда более грациозно и изящно, нежели смотрелся бы я. Но ведь у него и практики было побольше. Он ухватился за дверную ручку передними лапами, сжал, повернул и медленно потянул на себя.
Дверь отворилась, и мы вошли. Столь же тихо он прикрыл ее за нами. Мы проследовали дорогой, которую он описал ранее, и, войдя в ризницу, выбрали достаточно удобное место, чтобы во всех подробностях обозревать действо, на которое он намекал.
Вовсю шла служба.
На ней присутствовало весьма ограниченное число людей: одна женщина и несколько мужчин, все они занимали передние скамьи. Викарий стоял перед алтарем, который, как я заметил, был закутан в черную ткань, и что-то читал своей пастве. Периодически он прищуривался, поднося книгу к самым очкам, так как мерцающий свет вовсе не располагал ко чтению — помещение освещалось всего парой-другой черных свечей. Ларри обратил мое внимание на то, что крест перевернут, но я и сам уже разглядел это.
— Тебе известно, что это означает? — тихо спросил он.
— Какой-то религиозный знак скорби?
— Прислушайся к тому, что он говорит. И я прислушался.
— «…Ньярлатхотеп, — читал он, — грядет, опираясь на кручи, прыгая по долам. И схож видом своим он со многоногим козлом, и встает он позади стен наших, и заглядывает он в окна, объявляясь сквозь решетки, торжествующий козлорог. И Ньярлатхотеп молвит так: „Вздымайтесь, дети мои, создания тьмы, оставляйте сие. Ибо, зрите, зима недалеко, и холодом ливни струятся. Цветы погибли на лике земном, и птицы замолкли все до единой. И труп черепахи лежит. Смоковницы ссохлись, я с ними лоза виноградная. Так поднимайтесь же, дети мои, создания тьмы, оставляйте сие…"».
Со своего места, покачиваясь, поднялась женщина и начала разоблачаться.
— Что ж, ты доказал мне, — обратился я к Ларри, тщательно запоминая лица, — это те самые прихожане, которые, как я подозревал, составляли костяк шайки с арбалетами.
— Тогда, раз мы намек уловили, давай «оставим сие», — сказал он.
Я последовал за ним прочь из ризницы, и мы удалились тем же путем, что и пришли. Не спеша мы потрусили назад к перекрестку.
— Значит, и он включился в Игру, — пробормотал я спустя некоторое время.
— Вот как раз его статус я и хотел с тобой обсудить.
— Да?
— Я знаю, что в подобных делах задействованы некие геометрические законы, но мне так и не удалось целиком овладеть ими, — сказал он. — Однако я отдаю себе отчет, что немалую роль здесь играет место жительства каждого игрока.
— Верно. А, я понял, к чему ты ведешь.
— Да. Как его присутствие повлияет на образ? Снафф, если я не ошибаюсь, ты умеешь управляться с этими штучками?
— Умею. Я уже бегал по линиям некоторое время. А вообще, где он живет?
— Тот коттедж, сразу за церковью, и есть дом викария.
— Понятно. Довольно-таки близко. Придется мне снова заняться расчетами.
— Снафф, мне нужно знать, где находится центр, место, где состоится проявление.
— Я понял тебя, Ларри, и скажу, как только все подсчитаю. А ты не поделишься со мной своими планами? У меня такое ощущение, ты здесь неспроста.
— Извини, но нет.
— Следовательно, начинают возникать некоторые проблемы.
— Как так?
— Ну, если я не знаю, что ты замышляешь, тогда непонятно, брать тебя в расчет как игрока или не брать, включать или нет твой дом в диаграмму.
— Ага.
Добежав до перекрестка, он остановился.
— А не мог бы ты просчитать и так, и так — со мной я без меня, — а потом сообщить результаты?
— И еще неизвестно, включать в расчеты викария или нет… Нет, это будет чертовски сложно: придется принимать во внимание сразу четыре варианта. Почему ты боишься раскрыться мне? Ты ведь уже намекал, что ты закрывающий. Хорошо. Я тоже закрывающий. Легче тебе от этого? Твоя тайна будет в целости и сохранности. Мы на одной стороне.
— Да нет, Снафф, дело не в этом, — сказал он. — Я ничего не могу сказать тебе, потому что сам ничего не знаю. Я предвижу. Мне известно кое-что из того, что должно случиться в будущем, и я предвижу, что в ночь полнолуния окажусь в центре. И, да, я на вашей стороне. Но той ночью я буду, как бы тебе сказать, слегка не в себе. Я никак не могу разработать формулу, которая позволила бы мне оставаться самим собой в полнолуние. Не уверен, что меня можно отнести к игрокам. Но обратного тоже не могу утверждать. Я — самая настоящая темная лошадка.
Я запрокинул голову и громко завыл. Иногда это помогает.
Я пришел домой, обошел дозором Тварей, поломал голову над возникшими проблемами и лег спать. С утра пораньше, бегая по округе и делая подсчеты, я столкнулся с Серой Дымкой.
— Привет, кошка, — поздоровался я.
— Привет, пес. Как продвигаются работы по очистке окружающей среды?
— Закончено. Исполнено. Сделано. Все уплыло. Прошлой ночью.
— Замечательно. А то мне уже начало казаться, что они обнаружат его прежде, чем ты успеешь добраться до реки.
— Мне тоже.
— Теперь мы должны следить за своими словами.
— И за своими мыслями. Но мы оба не малыши и, конечно, весьма разумные существа. Кроме того, мы представляем себе положение вещей. Ну, как дела?
