Если уж начиналась полоса невезения, то выбраться из нее такие люди могли лишь с посторонней помощью.
– Во всем твоем деле много неясностей, – сказал король. – И я намерен в них разобраться. Старика можно спасти. Во всяком случае, он проживет достаточно долго, чтобы рассказать нам то, что нас интересует.
– Вы полагаете, ему известно больше, чем он сообщил мне при нашей первой встрече?
– Думаю, он даже пытался предупредить тебя об опасности, но… Возможно, он сам не знал, в чем эта опасность заключается. А может быть, надеялся, что ты справишься, и не желал пугать тебя раньше времени.
Конан взвалил раненого старика себе на плечо и вышел из дома. Илькавар поспешно зашагал за ним следом.
Киммериец торопился. День склонялся к вечеру, а им еще многое предстояло сделать.
* * *
Когда лекарка спускалась в общий зал «Зеленого медведя», ее забросали целой тучей вопросов, но она произнесла лишь одну фразу:
– Он будет жить и скоро очнется.
После чего потребовала себе вина, добавив, что заплатит за нее Илькавар. Утолив жажду, женщина ушла, и никто не осмелился остановить ее.
– Моя репутация в «Медведе» навек погибла, – сказал Илькавар, сидя наверху в комнате раненого дворецкого.
Конан устремил на молодого человека задумчивый взор. Казалось, киммериец не слышит, но следующая реплика показала обратное: король очень хорошо все слышал и, более того, на все у него уже имелось готовое решение.
– Твоя репутация в этом кабаке подскочила до небес. Подумай сам.
– Они узнали ваше величество?
Конан покачал головой.
– Когда я этого не хочу, меня ни одна каналья не узнает… Нет, другое. Ты ввязался в какое-то опасное приключение. Человек, находившийся под твоим покровительством, пострадал, но ты сумел его спасти. К тебе по первому же зову пришла лучшая целительница, известная в Тарантии. Ну, не считая дворцовых лекарей, разумеется. Да еще некий наемник, который помогает тебе в твоих заботах.
– Наемник?
– А за кого, по-твоему, меня здесь принимают?
Конан ухмыльнулся, и Илькавар невольно улыбнулся ему в ответ. Синие глаза короля блестели: ему явно нравилось приключение.
– Скоро он придет в себя, – продолжал король, указывая на старика. – Ты успел узнать его имя?
– Нет.
– Большая ошибка. Знакомясь с подчиненными, следует первым делом спрашивать их об имени – и потом никогда не забывать этого имени. Подобная мелочь может когда-нибудь спасти тебе жизнь.
– Я запомню.
– Просто делай так постоянно – вот и запоминать не придется.
– Меня зовут Веддет, – прошептал дворецкий.
– А, ты очнулся, – как ни в чем не бывало сказал Конан. – Я рад этому, Веддет.
– Ты король? – спросил дворецкий. – Я должен был догадаться…
– Это не твое дело, кто я, – ответил Конан, сдвигая брови.
Его показная суровость не смутила Веддета.
– Запугивать грозным лицом будешь кого-нибудь помоложе, мальчик. Ты киммериец, насколько я знаю. Варвар. И лучший король из всех, какие были в Аквилонии.
– Не сомневаюсь, – заявил Конан.
Он перестал хмуриться.
Старик говорил искренне. Ему незачем было льстить королю, потому что его жизнь не зависела от королевской милости.
– Ты можешь говорить, Веддет? – спросил Илькавар, желая хоть немного поучаствовать в беседе.
– Подайте мне вина…
Как любого раненого, Веддета мучила жажда. Илькавар поднес к его губам кубок с разбавленным вином. Дворецкий жадно напился и откинулся на набитый соломой валик, служивший ему подушкой.
– Большую часть жизни я прислуживал господам, а теперь мой господин прислуживает мне.
– Это ненадолго, – заявил Конан. – Скоро ты поправишься и займешь свое место в доме.
– Осталась третья ночь, – напомнил дворецкий. – Вряд ли мой новый хозяин переживет ее.
– Я пойду с ним, – обещал Конан.
Дворецкий долго смотрел на короля, как будто желал проникнуть в самые тайные его мысли; потом вздохнул.
– Вдвоем вы, может быть, и справитесь. Если останетесь живы, приходите навестить меня. Да, и оставьте мне денег… на всякий случай. Иначе меня могут вышвырнуть отсюда, а мне бы этого не хотелось.
– Иначе? – переспросил Илькавар.
– Если вы погибнете, я останусь без средств, и хозяин «Зеленого медведя» наверняка переменит свое отношение ко мне.
– Предусмотрительный старик, – сказал Конан, посмеиваясь.
– Я начинал карьеру, прислуживая торговцу, – ответил Веддет.
* * *
Торговца звали Катабах. Это был суровый, необщительный человек, характер которого закалили перенесенные в юности испытания. Он вырос в небогатой семье, рано осиротел, рано избавился от сестры, которую сбыл замуж… Кое-какое состояние ему удалось сколотить, в равной мере разоряя и конкурентов, и компаньонов, но все это, как говорил Катабах, было каплей в море. Ему требовалось нечто гораздо большее.
Для Катабаха не существовало никаких «нравственных ограничений». Он был негодяем, и не стыдился этого. Впрочем, и не гордился. Он считал свое поведение в порядке вещей и сильно удивлялся тому, что прочие люди пытаются вести себя порядочно. Для Катабаха подобное поведение было всего-навсего проявлением слабости.
При всей гнусности своего нрава Катабах вовсе не был неприятным в общении человеком. Напротив, многие охотно заводили с ним отношения. Он был интересным собеседником, подчас остроумным, желчным, иногда – злым, но всегда занимательным.
Непорядочность была присуща его натуре столь органично, что никого не шокировала. Она не выпячивалась, не кричала о себе. Она просто ожидала своего часа, чтобы уничтожить очередную жертву.
Поэтому Катабаха неправильно было бы считать каким-то мрачным изгоем, одиночкой, оторванным от других людей. И когда он затеял экспедицию в Вендию, нашлись торговцы, которые охотно снабдили его деньгами.
Именно тогда и нанялся к нему на службу Веддет, который, прежде чем занять место дворецкого, успел побывать охранником в вендийском караване Катабаха.
С самого начала дела не заладились. Тяготы пути измотали спутников Катабаха, но он беспощадно гнал их вперед, к цели.
– Некоторые люди представляют себе Вендию как некий цветущий сад, где на каждом шагу – либо деревни, населенные прекрасными смуглыми юношами и девушками, приветливыми, с цветами в волосах, либо древние и богатые города, битком набитые сокровищами… – говорил Веддет. – Какое горькое заблуждение и сколько людей поплатилось жизнь за то, что поверило в эти сказки!
Его мутный взгляд замер на короле. Конан слушал рассказ старика без тени улыбки. Он был серьезен, спокоен.
