– В твоей власти было бы не позволить Азалии «победить», как ты выражаешься, – Гэлант вздохнул. – Впрочем, что говорить о том, чего не случилось! Теперь я лучше понимаю тебя. Понимаю твое нежелание устраивать в замке пышные приемы, твое стремление жить уединенно, довольствуясь простыми развлечениями, которые здесь возможны, – вроде охоты или беседы со старым приятелем… Надо сказать, что ты никогда не производил впечатления человека, сломленного тайным горем.
– У меня есть тайна и есть печаль, – кивнул граф, – но горя нет, потому что в глубине души я убежден в том, что Азалия до сих пор жива. Я не переставал ждать ее…
– Но какое отношение все это имеет к исчезновению твоего сына?
Гэлант вернулся к болезненной теме.
Мак-Гроган встал и стремительно зашагал по комнате. Его волосы резко взлетали надо лбом, когда он встряхивал головой.
– Мой сын! Неужто ты не понял, сказитель? Я рассказал тебе о его матери почти все, что знал сам! Дуглас – не только мое дитя, в его жилах течет кровь Азалии… Кто знает, какова эта кровь на самом деле? Она была не из простых, в этом сходились решительно все. Да и кто бы мог подумать иначе, увидев ее изысканную красоту… пока эта красота не начала увядать. Но и умирающая красота моей жены сохраняла странную изысканность, какая иногда встречается у мертвых цветков, сорванных осенним ветром.
Ты опасаешься, что Дуглас унаследовал от матери это свойство? – осведомился сказитель. – Быть может, юноша заметил первые признаки угасания своей красоты? Граф с покаянным видом кивнул.
– Я должен был обращать на него больше внимания. А я был занят охотой, развлечениями…
– Да еще и я приехал, мой друг, – подхватил сказитель. – Не упрекай себя. Я внимательно рассмотрел Дугласа в первые же часы нашего появления в замке. Он красив и свеж – и никаких примет скорого увядания. Поверь мне, сейчас я говорю тебе чистую правду. Как, впрочем, и всегда.
Граф стиснул пальцы и хрустнул ими.
– Итак, остается лишь одно наиболее вероятное предположение: к исчезновению моего мальчика имеют отношение какие-то тайные враги. Быть может, те самые, что некогда похитили Азалию.
– Ты уверен в том, что Азалия была похищена?
– Но ведь она исчезла!
– Не исключено, что она исчезла добровольно.
– Зная, как я люблю ее? Как я страдаю без нее? Немыслимо!
– Милый мой друг, – медленно проговорил сказитель. Он замолчал, собираясь с духом, ибо намеревался высказать исключительно странную мысль. – А ты уверен в том, что Азалия была целиком и полностью человеком?
Мак-Гроган удивленно уставился на Гэланта.
– Кем же, по-твоему, она могла быть? Гарпией или русалкой? Я видел ее полностью обнаженной, я проводил с ней дни и ночи – неужто ты думаешь, я не заметил бы признаков нечеловеческой природы?
Гэлант промолчал. И снова вернулся к исчезновению Дугласа.
– В любом случае, ты должен радоваться тому, что с твоим сыном отправился Конан. Кем бы ни оказалась в конце концов твоя жена, какая бы кровь ни текла в жилах Дугласа – Конан из Киммерии способен одолеть любое чудовище. Я совершенно в этом убежден.
* * *
Конан и молодой граф ехали по долине, которая постепенно расширялась и превращалась в плодородную равнину. Крестьянские работы на этих землях уже начались, повсюду путников встречали мирные картины. Люди в деревнях не знали, кто этот молодой всадник в богатой одежде и кто его рослый спутник с внимательным взглядом и беспечной улыбкой; однако повсюду путешественники встречали хороший прием.
Они ночевали в придорожных тавернах и пили там густое пиво, а отменный обед обходился им в сущие гроши. Конан не упускал при этом случая провести время с какой-нибудь местной красавицей.
Дуглас не без зависти смотрел, как липнут к киммерийцу девушки, в то время как к нему самому они неизменно относились весьма сдержано.
Конан во всем полагался на свое чутье: коль скоро варварские инстинкты его молчали, не предупреждая об опасности, киммериец не считал для себя зазорным развлекаться и пить повею. Он не скучал по обществу Пустынного Коды. Маленькая нечисть со своими вечными причитаниями и нытьем изрядно его утомила, и теперь Конан наслаждался свободой: впервые за минувший год он получил возможность заботиться только о самом себе.
Разумеется, у него имеется спутник, молодой граф Дуглас. Но Дуглас – такой же человек, как и сам Конан, к тому же из местной знати. Уж как-нибудь этот юноша сообразит, что ему делать в таверне, где полно выпивки, хорошо прожаренного мяса и сговорчивых красоток.
Так рассуждал Конан, отправляясь спать на сеновал вместе с пухленькой аквилонской девушкой. Под мышкой у киммерийца удобно устроился кувшин с пивом и огромный каравай хлеба.
Он не удосужился спросить имя своей подруги, да и та не слишком интересовалась личностью нового приятеля. Не успел Конан распустить завязки на блузе девушки, как до его слуха донесся пронзительный женский вопль. Конан замер, прислушиваясь.
– Что это? – шепнула девушка. Она явно была испугана.
– Понятия не имею. – Конан пожал плечами и вновь занялся завязками. – Кто стягивал твои шнуры? – недовольно осведомился он.
– Моя мать.
– Вероятно, твоя мать – бывалый моряк, если она так ловко вертит морские узлы, – пошутил киммериец.
Женский крик повторился. Конан опустил руки.
– И часто у вас так? – спросил он у девушки. Она была бледна и очевидно перепугана до смерти.
– Поверь мне, я никогда прежде не слышала, чтобы так кричали…
И впрямь, что-то нечеловеческое звучало в вопле женщины. Конан глубоко вздохнул.
– Нигде покоя нет, даже в Аквилонии, где уже несколько лет не ведутся войны… Пойду взгляну – кто это там надрывается. Сиди здесь и жди меня. Я скоро вернусь и мы продолжим наше увлекательное занятие. Можешь пока выпить и закусить. Хлеб в этой таверне пекут отменный.
И киммериец легко спрыгнул с сеновала. Девушка видела, как он бежит по двору, передвигаясь легко и беззвучно, точно дикая кошка. Она покачала головой и потянулась за кувшином.
Конан сразу поправился ей – как понравился он и дюжине других местных девиц. Он почти не болтал, много ел и пил и время от времени поглядывал на девушек лукавыми синими глазами. Женщины угадывали в Конане главное для себя: с любой случайной подругой киммериец неизменно был ласков. Да с таким всякая пойдет!
Другое дело – тот задумчивый юноша, что явился вместе с киммерийцем. И собою хорош, и щедр, и вроде как знатного происхождения, судя по манерам, а что-то в нем таилось неприятное. И девушки старались не встречаться с ним глазами, чтобы Дуглас не принял мимолетный взгляд за приглашение познакомиться.
