Последняя пара наших товарищей, Уна и Ясмин, отправилась куда-то отдыхать, вероятно, в разные комнаты. Законники и Хранители Рока относятся друг к другу с подозрением: Законники проводят свое время в поисках новых законов мультивселенной, мерой успеха в жизни считая число открытых ими закономерностей. Хранители признают лишь один закон — Закон Энтропии, называя Законников слепцами, верящими, что есть на свете что-то важнее него. Один закон против целого моря законов — спор, который часто приводит к конфликтам. И это лишь один пример трений, возникающих между фракциями и постоянно будоражащих город.
Впрочем, отношения между фракциями не обязательно бывают натянуты, даже если их взгляды диаметрально противоположны. Взять, к примеру, нас с Уизлом. Упокоенный и Сенсат превосходно коротали время вдвоем, наблюдая, как похоронные службы одна за другой проходят мимо. Будучи Упокоенным, маленький гном проявлял поистине энциклопедические знания о погребальных обычаях групп, следовавших к Мортуарию. Например…
— Какая удача, уважаемый Кэвендиш! Вот идет похоронная группа, которая испытывает определенное удовольствие всякий раз, когда умирает один из ее собратьев. Это орки, они родом с одного из миров Прайма, название которого я, к сожалению, затрудняюсь произнести. У них есть очаровательная традиция делать гробы такой формы, которая имеет особый смысл для усопшего. Как вы, наверняка, заметили, гроб, который сейчас несут, выполнен в виде гигантской, розовой форели. Вы только поглядите на ее озорную улыбку… это, должно быть, очень счастливая форель.
— Неужели орки поклоняются форели? — поинтересовался я.
— Нет-нет, — пояснил Уизл, — просто они любят делать яркие, запоминающиеся гробы. Жизнь орков очень тяжела. Даже здесь, в Сигиле, где по закону Госпожи Боли "живи и дай жить другим", они находятся под защитой, орки редко достигают даже малого благосостояния. Поэтому они делают гробы задолго до своей смерти — бесхитростные или экстравагантные, выражающие какие-то их фантазии и защищающие от жестокости, с которой относится к ним весь мир. Должно быть, когда-то этот орк увидел, как какой-то богач есть форель, а затем мечтал, что когда-нибудь и он сможет ее попробовать. Или, быть может, строгая свой гроб, орк грезил о свободе, чтобы вновь оказаться на тихом берегу реки с удочкой в руках. Кто знает? Он выбрал форель по каким-то личным причинам… и, наверное, не раз в жизни этот орк садился напротив своей розовой форели, и на душе у него становилось спокойно оттого, что смерть его будет со счастливым лицом.
Подобные рассуждения возвысили Уизла в моих глазах, как, впрочем, и всю фракцию Упокоенных. Обычно все считают их компанией ненормальных, которые заявляют, что смерть является состоянием наивысшей чистоты — целью, к которой должен стремиться каждый. Более того, они утверждают, что все мы уже мертвы в этом мире, что вся мультивселенная существует в качестве послежизни некоего счастливейшего из мирозданий. И потому мы вынуждены влачить мучительное существование во время перехода от великолепия той жизни к умиротворяющей смерти, любое отрицание которой делает этот переход лишь еще более болезненным.
Стоит ли говорить, что взгляды Упокоенных плохо согласуются с учением Сенсатов. Мы гордимся тем, что живем с любовью к жизни, черные стороны которой дороги нам наравне с ее приятными моментами. Многие из Сенсатов убивают себя раз или два в жизни, чтобы почувствовать, что такое смерть. Но очень важно, чтобы рядом был опытный жрец, готовый воскресить тебя сразу, как ты получишь весь необходимый опыт.
И все же было поучительно слышать, с какой нежностью Уизл говорит о смерти. И хотя я никогда не мог оценить ее привлекательности, я всегда с уважением относился к тем, кто обрел свою истинную любовь.
* * *
Дождь все капал и капал, пока на крыши домов не опустилась ночь. Последние плакальщики исчезли за воротами, а затем так же быстро вышли и скрылись из глаз — Мортуарий стоит посреди Улья, района трущоб, а это не самое безопасное место, где можно задержаться после наступления сумерек. С приходом ночи воры выбираются из теней, чтобы приступить к своей неблагодарной работе, а вслед за ними крадутся создания куда темнее, ибо в Сигиле даже тьма имеет разные обличья.
Из-за ворот Мортуария показалось какое-то существо. Оно было похоже на человека, но глаза его горели, словно красные угли. В одной руке существо тащило большой мешок, оставив другую свободной, и я без труда разглядел на ней пять острых, как бритвы, когтей. Несмотря на расстояние до меня донесся запах тлена и разложения.
— Похоже на умертвие, — прошептал я Уизлу, неслышно вытащив рапиру. — Мерзкие твари, могут запросто вытянуть из тебя жизнь. Бьюсь об заклад, какие-то негодяи внесли его туда под видом покойника. Потом, когда никто не видел, он вылез из гроба и набил полный мешок сокровищ, принадлежащих вашей фракции.
— Было бы нечестно принять вашу ставку, уважаемый Кэвендиш, — сказал Уизл и, положив ладонь поверх моей руки, опустил рапиру обратно в ножны. — В мешке умертвия нет никаких сокровищ, в нем лежит наш ужин.
Он подошел к окну и помахал рукой:
— Сюда, Юстас, — позвал он негромко. — Я надеюсь, он еще не остыл?
Юстас-умертвие скривил рот и издал пробирающее до костей шипение. Уизл пошел вниз, чтобы встретить его у входа.
* * *
Собравшись вшестером, мы ужинали в полной темноте — нас могла выдать даже небольшая свечка. Иезекия сидел рядом со мной, у окна, не прекращая наблюдения за Мортуарием.
— Брат Кирипао учил меня драться, — шепнул он мне и продемонстрировал пару нелепых движений, чуть не заехав мне по носу. — Видал?
— Запястья не сгибай, — буркнул я. Один из друзей отца был уверен, что каждый истинный джентльмен должен знать толк в настоящих, "мужских искусствах", и потратил со мной несколько месяцев, обучая спортивному боксу. Впрочем, я сомневался, что брат Кирипао способен драться по правилам.
— А еще он рассказал мне о своем Ордене, — продолжил Иезекия. — Он сказал, что надо просто очистить свой разум.
— Для тебя это не составит проблем, — хмыкнул я.
— Ну уж нет, — ответил парень. — У меня много всего в голове. Особые фокусы и все такое. От дядюшки Тоби.
— Старый добрый дядюшка Тоби.
— А знаешь, — прошептал Иезекия, — до того, как я попал в Сигил, мне казалось, что в целом мире только мы вдвоем с дядюшкой Тоби можем делать подобные вещи. Дома все были такие обыкновенные, а здесь… погляди на нас. У Уны есть посох, Уизл — мастер иллюзий, а Ясмин и брат Кирипао умеют колдовать, как жрецы…
