Мартиной или, по-домашнему, Тиной, звали младшую сводную сестру Кайля. Было девчонке восемь годков, и вот уже пару лет как она, с непосредственностью влюбившегося ребенка, не давала прохода Урсу. Стоило тому появиться в доме мастера Криппе, как Тина начинала крутиться вокруг ребят и очень обижалась, если, отправляясь гулять, ее не брали с собой. Кайль дразнил егозу "невестой" или "хвостиком", но любил и во всем потакал. Урс над Тининой привязанностью к себе тоже беззлобно подтрунивал, а в прошлом году подарил на день ангела украшения. Собственноручно сделанную пару серег с крошечными рубинчиками и маленькое колечко. С тех пор девчонка носила их, не снимая, и еще больше привязалась к "своему жениху".
– Сегодня ее брать не стоит, – задумчиво сказал Урс. – Сделаем так: я к вам в дом заходить не буду – жди меня на улице. Через полчаса после вечерней молитвы.
– Хорошо, – Кайль махнул на прощание рукой и поспешил по заснеженной дорожке к калитке. – До вечера!
– Бывай, – подросток закрыл дверь и отнес корзинку с продуктами на кухню.
Постоял у растопленной плиты, согреваясь. С момента гибели отца прошло чуть больше месяца. Обрушившееся на Урса горе было настолько сильным, что он почти не спал по ночам. Лежа в постели с закрытыми глазами, ворочаясь с боку на бок, он молился за покойного или требовал ответа у бога, надеясь понять, почему все так случилось.
Но бог молчал, а убийц не нашли, как и пропавшего Ганса. Двоюродный брат бесследно исчез. Судья объявил его в розыск, а ведший следствие мессир Фогерт намекал, что тот, может быть, причастен к преступлению. Дескать, заказчик заплатил мастеру Петеру за работу ровно сто гульденов, и дьявольское искушение могло подтолкнуть Цимма на убийство. Услышав такую версию событий, фрау Анна пришла в ужас, нагрубила прево и отправилась к судье с жалобой.
Фон Шонхельм благожелательно выслушал вдову, но на все заверения, что "Ганс не такой… Он не мог этого сделать… Петер ему как отец родной был…", ответил, что в жизни бывает по-всякому. Человек – грешен, а дьявол не спит. Поэтому подозрения с исчезнувшего племянника будут сняты только после того, как он найдется. Живым или мертвым. Фрау Анна разрыдалась и, вернувшись домой, несколько дней пролежала в постели больная.
С хутора под Мабахом на похороны ювелира приезжала золовка, но ничего хорошего из ее визита не вышло. За несколько дней до этого прево послал к Циммам стражников. Те нагнали страха на родителей Ганса, утверждая, что именно он убил своего хозяина. Якобы в городе парень только и делал, что пиво пил, дрался и шлялся по девкам. Предупредили: если сын вдруг вернется на хутор, родные тут же должны оповестить старосту и отправить парня под надзором в Мевель, иначе сами пойдут в тюрьму за укрывательство. Потом "дублеты" объездили соседей и ославили Циммов, как родителей убийцы, приказав доносить обо всем, что делается на хуторе.
Несмотря на горе вдовы разговор у сестер получился нехороший. Старшая заявила младшей, что до того, как парня забрали в город, он был тише воды, ниже травы. Послушный, ласковый, работящий, никто о нем за всю жизнь слова плохого не сказал. А теперь получается, что за полгода жизни в Мевеле в настоящего злодея превратился! И куда только Анна с Петером, упокой Господь его душу, смотрели?! А если Ганс не преступник, то, значит, сгубили его лихие люди на тракте за чужие деньги…
Неожиданно из гостиной донесся громкий голос матери. Урс прислушался, но слов разобрать не смог и поспешил вернуться в комнату. Войдя, он застал картину, ясно говорившую о том, что беседа с мастером Струком вот-вот обернется ссорой. Из покрасневших глаз вдовы готовы были политься слезы, голос звенел от гнева, а мрачный цехмистер медленно выбирался из-за стола. Увидев подростка, он остановился.
– Вы сегодня не в духе, фрау Анна, – сказал Струк, глядя поверх ее головы на гравюру, изображавшую штурм Мевеля императорскими войсками. – Поэтому не стоит принимать важные решения в расстроенных чувствах. Не будем спешить…
– Я уже все сказала, – мгновенно вскинулась женщина. – Я не буду ничего продавать. Все перейдет Урсу, когда он станет мастером! О нем еще заговорят по всему княжеству!
– Хорошо, хорошо, не волнуйтесь, – стуча палкой, цехмистер направился в коридор, мимо посторонившегося ученика. – Кто же спорит. Не знаю, как в Уррене, но последнее время в Мевеле только и говорят о вашем семействе… Фрау Анна, – повысил голос Струк, – вы не против, если Урс проводит меня? На улице скользко, да и ноги опухли – идти тяжело. Как бы не упасть одному.
Урс заметил, что мать со злостью смотрит на гостя, но женщина сдержалась.
– Проводи господина старшину, – сказала она сыну. – Прощайте, мастер Струк.
– До свидания, госпожа Граф, – небрежно кивнув, ювелир вышел в прихожую. – Идем, Урс.
* * *
Не трудно было догадаться, что ни в какой помощи старшина не нуждается. В свои пятьдесят шесть он был еще крепок и, выйдя на улицу, отказался от предложения юноши опереться на его плечо. Они довольно долго шли молча. Урс терпеливо ждал, когда цехмистер изволит пояснить, зачем он ему понадобился. Наконец Струк покосился на шагавшего рядом ученика и, пожевав губами, заметил:
– Твоя матушка плохо выглядит. После похорон сразу лет на десять постарела. Лицо какое-то опухшее… Она часто плачет?
– Да, – неохотно ответил парень. – Когда молится. И ночью… Я несколько раз просыпался от того, что она рыдала.
– Может, у нее что-то болит? Я слышал, к вам часто заходит мастер Джордан?
Удивленный такой заботой Урс исподтишка посмотрел на цехмистера. Струк шел, не глядя на ученика, и при каждом шаге вонзал палку в снег, словно пику. Лицо у него раскраснелось, а из приоткрытого рта с легким хрипом вылетал пар: день выдался морозным.
– У нее каждый день кружится голова, – сказал Урс. – Лекарь оставил мне какие-то травы, показал, как делать из них отвар, но матушка часто забывает его пить.
Цехмистер презрительно скривил толстые губы.
– Господь послал вам испытания, – произнес он назидательным тоном. – Никакие снадобья тут не помогут. Нужно смириться и полностью покориться воле Господа. Фрау Анне следовало бы почаще посещать церковь. Только покаявшись и очистив душу молитвой, она сможет обрести покой.
– Она трижды в день ходит молиться, – не скрывая обиды, ответил Урс. – И я вместе с ней. Мы дали отцу Кариану десять золотых…
– Всего десять? – хмыкнул ювелир. – Десять гольдгульденов, – медленно произнес он, как будто прикидывая, что можно купить у бога за такие деньги. – Когда умер мой отец, я пожертвовал храму золотую дароносицу собственной работы, пятьдесят талеров на заупокойные молитвы и раздал городским нищим милостыни… – цехмистер запнулся, пытаясь вспомнить.
